Книга Альфа для центавры, страница 14 – Людмила Вовченко

— Так, — она хлопнула в ладони, как в классной комнате. — У нас есть работа. Повар — на кухню. Полина — составь список по здоровью. Алла — собери информацию: кто чем занимался на Земле, какие навыки можем применить. Лина — распределение комнат завершить. Яна — со мной: будем составля́ть «публичные слова» на случай вопросов. Мы — гости, но не рыбы. Привыкаем говорить.

— А если они снова придут? — спросила Олеся.

— Тогда у нас уже будут слова, — сказала Татьяна. — И порядок. А порядок — это броня.

* * *

День пошёл в работу. Дом отвечал им охотно, как будто радовался шуму и задачам. Стены становились полками, когда просили «места для вещей»; выдвигали гибкие лотки под обувь; бросали в воздух мягкие, как семена одуванчика, мерцающие подсказки: «сюда — полотенца», «тут — питьё», «здесь — успокоение». На кухне росли из столешницы прозрачные купола — в них хлеб поднимался на глазах, как тёплые подушки.

Татьяна ходила по дому, по острову, по женщинам — и осторожно, как садовник, видела: страх — это бурьян, его надо выкорчевать делом. К вечеру усталость пошла хорошая, рабочая, а не серая, как в больнице времени.

Но с заходом второго солнца (зелёного — мягкого, как травяной свет) снова ощутилась тень. Тень не от корабля — от глаз. На галерею начали подниматься мужчины с соседних островов: официально — «помощь». Неофициально — любопытство. Они приносили ткани, корзины с фруктами (ягоды, похожие на гранат, но с лимонной мякотью), семена пряностей. Вели себя вежливо. Слишком вежливо.

И слишком часто их взгляд возвращался к Татьяне.

— Вы — держите их, — сказал один, светловолосый, с отметиной на виске. — Земляночка. Это достойно.

— Мы держим друг друга, — ответила она. — И не «земляночка». Татьяна.

— Татьяна, — повторил он низко, как пробуя слово на вкус. — У нас принято дарить платок лидеру. На удачу. — Он протянул ткань цвета пыльной лаванды.

Белый оказался рядом так быстро, что это выглядело как фокус. Он взял платок двумя пальцами — вежливо, но без приглашения, коснулся ткани и вернул мужчине.

— У нас принято сначала спросить у Совета, — сказал он мягко. — А пока — благодарим за внимание.

— Конечно, — говорил тот, уже отступая. — Разумеется. У нас всё — с уважением.

— У нас тоже, — раздался с другой стороны голос Золотого, и тень от его плеч закрыла половину галереи.

Татьяна поймала взгляд Тёмного: у него в зрачках плясал огонь. Он не говорил, но его молчание шевелило воздух.

— Вы ревнуете, — сказала она, когда мужчины ушли.

— Я защищаю, — ответил Тёмный, и ни тени улыбки.

— Я говорю о другом, — она прищурилась. — Вы боитесь не за меня. Вы боитесь, что я выберу.

Он хотел возразить — и не стал. Поднял глаза, и в них, поверх жара, мелькнула честность:

— Да.

— У меня есть право выбирать, — сказала Татьяна спокойно. — Как и у любой из нас.

— Или — право быть выбранной, — тихо добавил Белый. — Это — не игра. И не про вежливость.

— Это — про «истинность», — кивнул Золотой. — И про цену.

— Прекрасно, — усмехнулась она. — Давайте договоримся о простом: пока у меня нет выбора — у меня есть работа. Вы — рядом, но не над. Согласны?

Трое переглянулись. Разные, а сейчас — как один.

— Согласны, — сказал Золотой.

— С условием, — добавил Тёмный. — Если кто-то ещё раз протянет тебе «дар» без спроса — я ему отрежу руку.