Книга Фельдшер-как выжить в древней Руси, страница 45 – Людмила Вовченко

— Не засыпать, — отрезала она. — Закрыть. Крышкой, бревном, чём хотите. Но чтобы ни скотина не провалилась, ни дети не лазили, ни бабки не шептали, что «там вода целебная». А чтобы грех не был — батюшку позовём. Пусть помолится над новым колодцем. И скажет, что чистая вода Богу милее.

— Батюшку… — протянул кто-то, и в голосе было сомнение.

«Вот, — подумала Милана. — Следующий фронт».

* * *

Батюшка в деревне был — как дежурный терапевт: от головной боли, от греха, от непогоды и от того, что муж пьёт.

Откуда приехал, давно ли служит — никто толком не помнил. Маленький, кругленький, с добрыми глазами и животом, который рассказывал, что посты держать он умеет, но не слишком строго. Говорил мягко, любил детвору и немного побаивался знахарок, потому что они иногда знали больше его.

С появлением мыла и бани батюшка испытал лёгкий душевный кризис. Приходил, стоял у двери, крестился и шептал:

— Чистота — дело хорошее… но уж не чрезмерно ли?

Сегодня его позвали к колодцу.

— Отец Василий, — сказала Милана, когда он подошёл, запыхавшись, — вот. Новый колодец. Старый — мутный, грязный. Люди в нём и тряпки полощут, и руки моют, и… — она многозначительно посмотрела на мужиков, — другие дела творят недалеко. Я хочу, чтобы вы сказали людям: воду надо беречь. И чистоту тоже.

Батюшка почесал бороду.

— В Писании сказано: вода — дар Божий, — осторожно начал он.

— А ещё там сказано: не искушай, — невинно вставила Милана. — Так вот, мы искушаем судьбу, когда пьём грязь. Я, конечно, могу шептать им про «невидимых духов», но вам поверят лучше. Скажите, что чистая вода — это уважение к тому, кто её дал.

Батюшка посмотрел на неё внимательно.

— Ты, матушка, — медленно произнёс он, — странные слова говоришь. Но дело делаешь правильное. Людей умирает меньше.

— Мне бы хотелось, чтобы и вы это говорили, — серьёзно ответила она. — Иначе я одна не справлюсь. Я тут всего лишь… тряпка в руках Божьих, — она криво усмехнулась. — Грубая, но полезная.

Батюшка неожиданно улыбнулся:

— Хорошая ты тряпка, Милана. Ну, коли так… — он поднял крест, повернулся к выкапываемому колодцу. — Станем молиться.

Мужики сняли шапки, бабы перекрестились. Милана стояла рядом, чувствуя, как смешно и правильно всё это соединяется: молитва, лопаты, её будущие крики про кипячение и «не плюй в ведро, из которого пьёшь».

Добрыня чуть отступил в тень, наблюдая. Его лицо было непроницаемым, но в глазах мелькала задумчивость.

«Если уж её методами пользуются и батюшки, и мужики, — думал он, — значит, в этой странной вдове что-то есть. Вопрос только — что именно?»

* * *

Вечером деревня жила обычной жизнью: дети гоняли кур, собаки гоняли детей, бабы гоняли мужиков, чтобы те не валялись на соломе без дела.

Только в разговорах что-то изменилось.

— Ты слышала, Марфа-то… — шептали у колодца.

— Слышала. Мол, приснилось ей.

— Угу. Приснилось. До того приснилось, что весь двор разбудила.

— Надо же… а я думала, воевода…

— Воевода-то хоть раз бы с кем был замечен. А так — только на вдову глядит.

— И на мыло, — добавляли более наблюдательные. — Вчера сам кусок в руках вертел. Не мылся, правда, но думал крепко.

Милана, таская воду и проверяя, не снова ли кто-то решил полоскать наволочки в ведре, краем уха ловила эти шёпоты и отметала лишнее. Пусть говорят. Главное — чтобы руки мыли и в старый колодец не лезли.