Книга Фельдшер-как выжить в древней Руси, страница 51 – Людмила Вовченко

— Как? — холодно спросила Милана.

— Как после хорошей бани, — честно признался он. — Только ещё не бил никого.

— Подождём, — успокоила она. — Начнёте — уж точно не меня. Я ваш лечащий врач. На меня ругаться можно только в пределах приличия.

* * *

Простуды, как водится, не закончились на двух мальчишках и одном воеводе. Чем больше людей узнавали, что можно не умирать от «обычного кашля», тем больше приходили.

Милана превратила знахарскую избу в подобие амбулатории.

У дверей — лавка, на которой сидели «ожидающие приёма»: старуха с вечно больной поясницей, подросток с ссадиной, молодуха с глухим кашлем, дворовый парень, который просто пришёл посмотреть и был пойман за руку («если пришёл, значит, не занят. Если не занят — будет помогать»).

— Акулина, — распоряжалась Милана, — ты записываешь, кто за чем пришёл. Не для княжеской казны, не переживай. Для моей головы. Чтобы я не перепутала, кому мёд, а кому луковицу в известное место.

— В какое? — заинтересовалась Пелагея.

— В рот, Пелагея. Сначала всегда в рот, — отрезала она.

На стене появилась дощечка «от зимних хворей»:

«Липа. Малина. Мёд. Горячие ноги. Тёплая грудь. Воздух. Не бояться сквозняков — бояться грязи».

— Баарыня, — с сомнением протянула Авдотья, — а правда… окно открывать не вредно?

— Вредно душегубку устраивать, — мрачно сказала Милана. — Когда в избе хоть топор вешай. Люди и без хворей потом задыхаются. Я вам говорю: воздух — это не враг. Враг — грязь и глупость. Запишите себе где-нибудь, раз уж досок не хватает.

Домна шептала Пелагее:

— Видишь, видишь, твоя матушка… она как буря. У нас раньше никакого ветру в избе не было, а теперь — сама сквозняк.

* * *

Однажды в «амбулаторию» явилась бабка, крепкая, как старый корень, с воспалённым горлом и огненным характером.

— Баарыня! — пророкотала она. — Лечи! Я уже всё перепробовала: и спиртом полоскаю, и горячим пивом, и малиной. Батюшка говорит — это мне за грехи. А я не против искупить, но не так же, чтоб говорить не могла!

— А вам кому говорить-то надо? — прищурилась Милана.

— Как кому? — бабка возмутилась. — Деревне! Если я замолчу, кто новости-то будет носить⁈

— Срочный случай, — серьёзно сказала Милана. — Если слуховая система деревни отключится, вся наша профилактика к чёрту. Садитесь.

Она дала старухе полоскание солью и тёплой водой, отвар шалфея, велела помолчать хотя бы день.

— Я?.. Помолчать?.. — бабка явно сочла это хуже хлистов.

— Да, — кивнула Милана. — Лечебная тишина. Если выдержите сутки — плюс к здоровью. Если нет — я вас лично завяжу полотенцем.

— Ведьма, — уважительно пробурчала старуха. — Но лечит!

* * *

Среди всего этого хаоса, паров, отваров, соплей и смеха, Милана вдруг поймала себя на том, что… счастлива.

Абсурдно, дико, неправильно, но счастлива.

Никто не гонит её на третью ночную смену. Не орёт в спину, что «это ж вы нам неправильно лекарство вкололи». Не требует отчёты в трёх экземплярах. Вместо этого — очередь из живых, очень живых людей, которые смотрят на неё с надеждой и верой.

И каждый день — маленькая победа: кто-то не умер, кто-то перестал кашлять, кто-то впервые в жизни вымыл руки до локтей.

— Ты улыбаешься, — заметила как-то вечером Пелагея, когда они вместе вешали над печью новые связки мяты, душицы и шалфея.

— Мне показалось, — отшутилась Милана.