Онлайн книга «Фельдшер-как выжить в древней Руси»
|
— Дьяк, — негромко сказал Добрыня, стоявший рядом со старостой. — Московский. Или из ближайшего приказа. — Слышно, что не наш, — кивнул староста. — Уж больно слова катает, как жвачку. Дьяк тем временем осматривал деревню с видом человека, который приехал проверить не людей, а крыс: сколько, откуда и не слишком ли размножились. — Сие и есть вотчинная деревня воеводы Добрыни? — протянул он. — И где ж ваша знахарка, которая тут новый обычай завела? — Лекарь, — автоматически поправила Милана, выступая вперёд. — И обычай старый: чистыми руками в рот не лезть. Несколько баб прыснули. У дьяка дёрнулся угол рта — то ли от раздражения, то ли от того, что слово «рот» прозвучало неподходяще приземлённо для его вкуса. — Ты и есть, стало быть, вдова Милана? — холодно уточнил он. — Она самая, — кивнула. — Знахарка, вдова, хозяйка бани, мучительница соплей и гнусавых голосов. — И насмехаться умеет, — заметил дьяк. — А я вот с указом приехал. Он достал из сундучка свёрнутый пергамент с красной печатью, развернул. Голоса вокруг притихли. Даже куры куда-то делись. — По велению столь-то и столь-то… — протянул он напевно, — дошли до приказной избы вести, что в уезде таком-то некая вдова, звать Милана, завела себе школу, где учит людей баням и мылу, вводит обычаи новые, мужиков и баб обнажает, воду тратит, прежние хворобы отменяет и гнев Божий навлекает… — Прежние хворобы отменяет, — шепнула Улита соседке. — Надо ж… как это звучит. — А что, — серьёзно ответила та, — мне нравится. Пусть отменяет дальше. Дьяк метнул на них взгляд, от которого у нормальных людей пересыхало во рту. Селяне сглотнули, но не разошлись. — Также донесено, — продолжил он, — что сие деяние сопровождается странными словами, мол, вода чистая лучше грязной, воздух нужен, руки мыть полезно. Он поднял глаза. — Это твои речи? — А чьи ж ещё, — пожаловала плечами Милана. — Я много чего говорю. Ещё говорю, что не надо врать, что беременна от воеводы, если у тебя под рубахой мешочек с просом. Вам это донесли? Толпа сдавленно заржала. Добрыня резко отвёл взгляд, чтобы не выдать, что он тоже вспоминает тот эпизод. Дьяк провёл пальцами по краю пергамента. — Освящённая власть не любит… новшеств, — сказал он. — Новшества вводят смуту. Народ начинает думать, что можно жить иначе, чем деды. — Деды до вас как-то жили, — заметила Милана. — До приказной избы. До бумаг. До печатей. — И дохли, — хмыкнул кто-то из мужиков. Дьяк повернулся на звук, но не нашёл виновника. Народ искренне умеет делать невинные лица. — Я здесь, — продолжил он, — чтобы разузнать, не происходит ли под видом «лечения» распространение ереси. Бани, мыло, новые порядки… — Ещё у нас новый нужник, — радостно вставил Семён и тут же поймал на себе убийственный взгляд Миланы. — Ну… чего уж скрывать, барыня… Дьяк скривился. — Нужник, говоришь… — в голосе его смешались отвращение и любопытство. — И что вы туда… делаете? — Всё, что делали до этого по углам, — честно сказала Милана. — Только теперь не в колодец стекает. — Колодец… — дьяк облизнул губы, словно готовясь произнести приговор. — Вот о колодце и поговорим. И о бане. И о твоём… мыле. * * * Они собрались в большом дворе: дьяк, пара его писцов, Добрыня, батюшка, староста, Милана с Пелагеей, парой знахарок и котом, который заявил, что будет свидетелем. |