Книга Обелиск, страница 93 – Полин Герц

И теперь он понял, теперь услышал.

Коротко кивнув, музыкант вздохнул и помог ей поднять на ноги Стерна. Филипп, кажется, тоже преобразился: нашел силы застегнуть ширинку и ремень, поправил рубашку и даже позволил Элизабет провести по неизменно спутанной шевелюре расческой.

– Прости, Эл, – щелкнув запонками, философ, наконец, открыл рот. И голос его был тих и тверд, будто соседка одолжила ему свою пластинку. – Мы сделаем все как надо, а когда это закончится, позаботимся и о тебе. Даю слово.

– Спасибо, Фил, – Элизабет бросила быстрый взгляд на наручные часы и кивнула самой себе. – Нам пора. Давайте, сделаем так, чтобы мистеру Боузу, который спас каждого, кто стоит в этой комнате, не было за нас стыдно. Идет?

И дом 118 на Грин-Стрит опустел: по каменным ступенькам спокойно спускались такие разные обитатели таких разных квартир.

Вот плитки коснулся начищенный ботинок: Филипп Стерн зря не носит черный, этот цвет определено был создан для него; Филипп Стерн напрасно сутулится, потому что правильная осанка превращает его в совершенно иного человека. Сегодня ходячее недоразумение в старом халате из 1А выглядело, как герой очередной истории про Джеймса Бонда. С непроницаем лицом подал руку, и в твердую ладонь опустились тонкие прохладные пальцы.

Элизабет Стоун мягко ступила на тротуар и спокойно огляделась в поисках заказанной машины. Прямая, как струна: кажется, даже не дышала. Вместо бессменных кроссовок и тяжелых ботинок – изящные туфли на каблуке; вместо грубых джинс – отутюженные брюки; вместо безразмерных толстовок и растянутых свитеров – идеальная шелковая рубашка; на плечах – классическое черное пальто. Покупать его было горько, но она выдержала и даже ни разу не нахамила консультанту в бутике.

Чаще всего ей давали чуть больше двадцати, а в прошлом месяце даже отказались продавать вино, пока бранящаяся девушка не нашла водительские права и не сунула карточку под нос упрямому торговцу. Сейчас ей все двадцать семь без двух недель: каждый прожитый год отразился в больших зеленых глазах, и захоти она напиться прямо сейчас, никому и в голову не пришло потребовать у нее удостоверение. Строгая спокойная владелица 2В поправила тугой пучок на затылке и обернулась, чтобы проверить, спустился ли чертов рокер. Не спустился.

Потому что на Грин-Стрит стоял не мятый неряха, а высокий широкоплечий красавец с классической стрижкой. Простой прохожий запросто мог бы решить, что на тихую улочку заглянула кинозвезда, и Стоун начала понимать, отчего разношерстная очередь в 3А до сих пор не иссякла. Женщины, которых она считала слепыми дурами, оказались прозорливее и умнее, ведь сразу замечали в чудаковатом музыканте того самого героя из сахарных романов. Фронтмен «Тройных самоубийц» пригладил галстук, аккуратно дернул ручку седана своими длинными пальцами, предупредительно открыл дверь и помог ей сесть в салон. Глубоким баритоном перебросился парой слов с водителем и ловко пристегнулся.

Дом 118 провожал свою любимую троицу темными глазами окон: он всегда знал, что за люди живут внутри, и просто ждал, когда они решат сбросить маскарадные костюмы и явить настоящих себя. Единственным, о чем жалели ровно выкрашенные стены и паркетные полы, была причина чудесных изменений.

Погода сегодня баловала – мир словно извинялся за несправедливость. Под подошвами не хлюпала грязь, ветер не пробирал до мурашек, а молодое, еще слабое солнце отдавало все тепло, что у него было. Элизабет молча сжимала сухую сморщенную руку Питера Боуза – последние дни старик еле стоял на ногах, и сейчас крепко держался за единственную опору, что ему оставила жестокая жизнь.