Книга Лев и Сокол, страница 5 – Ив Лангле

— Мама… — протянул он предупреждающе.

Гримаса отвращения исказила ее черты — впрочем, она касалась винного пятна на его бежевых брюках, которые он забыл замочить до того, как вчера лег спать. Она бросила отвратительно грязную одежду в корзину.

— Отлично. Разбиваешь сердце бедной матери. Если бы твой отец был жив, он бы умер от стыда.

Если бы его отец был жив, он, вероятно, был бы глухим или жил бы где-нибудь без телефонов или почты глубоко в джунглях.

— До свидания, мама.

— Я ухожу. Сейчас. Я чувствую, когда я здесь не нужна.

В самом деле? Отмечаем эту знаменательную дату крестиком.

— Но имей в виду, мы еще не закончили. Ты выполнишь свой долг перед прайдом.

Обязательно. Да, да. Нолан слышал это не раз. Он уже закрашивал надписи в ванной, гостиной и даже на потолке своей спальни. Мама пыталась в буквальном смысле черным по белому донести до него свои истины. По крайней мере, ей не удалось вытатуировать это на его теле — пока. Он сорвал две последние попытки, почувствовав снотворное, подсыпанное в воду. Угроза переехать в Сан-Франциско, чтобы присоединиться к живущему там гей-прайду, положила этому конец.

Нолан лег в постель и подождал. Когда щелкнул дверной замок, он вскочил. Потянувшись, почесал свой покрытый еле заметной шерстью живот, прежде чем снять боксеры и бросить их на пол. Он не слишком беспокоился о порядке. Никогда этого не делал. Как единственный самец репродуктивного возраста в прайде, он был более чем избалован. К слову учитывая то, с чем приходилось мириться, бесплатная стирка и уборка были вполне заслуженными.

Нолан отправился в душ; его золотистая грива нуждалась в ежедневном мытье, кондиционировании и сушке феном, чтобы оставаться пушистой и мягкой. Выполняя ритуал, он спросил себя, что принесет ему этот день.

Последние несколько недель оказались напряженными. После гибели Вдохновительницы Нолан и медицинский персонал в бывшей конспиративной квартире, превратившейся в лазарет, потратили много времени, пытаясь вернуть сбежавших пациентов и справиться с последствиями — главным образом с тем, что напоследок Вдохновительница изменила их с помощью мутагенных препаратов. Нолан уже потерял троих пациентов: изменения в их теле были слишком сильными, чтобы клетки могли справиться. И еще двое были близки к смерти.

Что бы ни дала Вдохновительница этим бедным оборотням, это было отвратительно. Вещество превратило самых обычных людей, самых нежных существ в ужасных монстров. Иногда превращение было полным. Иногда происходило лишь частично, и бедная жертва так и оставалась в промежуточном состоянии. Была боль, были мучения. Единственным выходом было введение огромных доз морфина, чтобы контролировать боль.

Нехорошо. И если это было то, с чем он имел дело на конспиративной квартире, то как насчет тех, кто все еще на свободе? Как они справлялись? Потому что проблема заключалась не только в трансформации и сильной боли. Если мутагенный коктейль не убивал и не вызывал страдания, он вызывал склонность к насилию. Превращал даже самых послушных людей в маньяков-убийц.

Невозможно забыть это первое ужасное превращение. Это случилось в ночь, когда сбежала Вдохновительница. Захваченные драмой обнаружения ее личности, они мало обращали внимания на плоды ее эксперимента — на пациентов, которые все еще казались нормальными… снаружи. Но внутри их тел усердно трудились наука и мутации.