Книга Там, где нас нет, страница 603 – Альвин Де Лорени

— Римляне сурово и беспощадно обращались с рабами. Раб, по их законам — это не человек, а имущество не имеющее прав. Но рабов было настолько много, что почти треть всего населения Римской империи составляли рабы. Любимым развлечением римлян были бои невольников до смерти на специальных стадионах. Рабов-смертников называли гладиаторами…

Лисбет заинтересованно слушал мой рассказ. Вроде не соврал пока нигде

— И вот, случилось так, что завоевав одну из стран, захватили римские войска множество пленных. Которых обратили в рабов. Среди них был и Спартак — так звали одного из рабов. Это был сильный, умный и благородный человек. Разные люди по разному говорят о его происхождении. Кто-то говорит, что он был вождём племени, кто-то говорит, что солдатом… Говорят, что был он женат, но правда ли это? Кто знает?

— Оме, вы умеете рассказывать, — прошептал Лисбет.

В дверях, так, чтобы его не увидел оме, на стуле пристроился Лизелот. Я увидел его и махнул рукой — пусть слушает, мне не жалко.

— Тяжела и жестока судьба гладиатора. Его жизнь коротка и предназначена только для одного — умереть на горячем песке арены на потеху римской публике. Хозяева гладиаторских школ сурово и жестоко ломают людей, которые должны по их требованию выходить на бой с оружием в руках и умирать. И я не знаю, что лучше — умереть под крики и свист толпы или медленно подыхать от непосильной работы в шахте или на полях?

Вот! Вот оно! Лисбет отвлёкся, наконец от своих переживаний и не сводит с рассказчика (то есть с меня) глаз.

— Опытные ланисты — хозяева гладиаторов умеют и знают, как обращаться с вооружёнными рабами-смертниками. Кнут и пряник, а ещё надежда. Надежда выжить. Во избежание бунтов каждого из гладиаторов держат в отдельном отведённом ему каменном мешке. Там он спит, ест, отдыхает до и после боёв. Туда ему в качестве награды водят рабов-омег…

Здесь Лисбет дёрнулся. Правда же — не было в Риме рабов-омег.

— Случилось так, — скорее продолжаю я свой рассказ, чтобы сгладить неприятное ощущение от лжи, — что Красс, полководец, Марк Лициний Красс, захвативший страну Спартака, праздновал победу в своём доме и потребовал, чтобы ланиста, хозяин Спартака, предоставил ему для развлечения гостей гладиаторов. Красс знал Спартака, знал, что в гладиаторской школе он не один… О, этот Красс… В день пира с самого утра когда поднявшееся над морем солнце бледно-шафрановыми лучами ударяло в плотные вишневые шторы опочивальни, скрывавшие Красса от окружающего мира и охранявшие его ночной сон, он задумал план, как он устроит пир… И чем выше отрывалось от моря светило, тем ярче возникала в покоях полководца иллюзия разгоравшегося по ту сторòну вишневых штор кровавого зарева.

Я погружаюсь в собственную выдумку, развеиваю свои глаза — у меня это аналог их закрытия, и, отдавшись на волю фантазии, впав в своеобразный транс, но не забывая, впрочем, поддерживать собственное убеждение в её правдивости, продолжаю (Шут аплодирует, провокационно виляя круглой попкой):

— Четыре чёрно-фиолетовых негра методично и плавно обмахивали благодетеля Рима, благословенного — как его называли в Риме, Марка Лициния, благовонными опахалами. И когда благословенный ощущал кожей лба или щек легкое приятное дуновение воздуха, он понимал, что проснулся и что наступило утро. Очередное утро консула, утро клиентов, утро этих негров, утро народа Рима и всей Великой империи.