Онлайн книга «Там, где нас нет»
|
Дон Кихот потупился: — Моё сердце навеки отдано Дульсину Тобосскому. Моему оме сердца… Второй супруг герцога, бросив на первого быстрый взгляд, сказал: — Мы посылали в Тобосо, а Дульсина там не нашли. Существует ли он? Всё также не поднимая головы, рыцарь Печального образа ответствовал: — Одна Великая Сила знает, существует ли мой Дульсин. В таких вещах не следует доискиваться дна, оме. Я вижу его таким, как положено быть прекрасному оме. И верно служу ему. Герцог, пристально разглядывая сидящего перед ним пожилого человека, спросил, не переставая милостиво улыбаться: — Он знатный оме? — Дульсин — сын своих дел, — глубоким голосом ответил Дон Кихот. Всё также милостиво улыбаясь и оглядывая безразличным взглядом зал, полный безмолвных придворных, герцог провозгласил: — Благодарю вас, сеньор рыцарь! Вы доставили нам настоящее наслаждение. Мы верили каждому вашему слову, что редко случается с людьми нашего звания. Придворный искусник, вдруг словно очнувшись, спустившись с небес и ужаснувшись лжи, которую он слышит, подошёл к трòну герцога сзади и, нагнувшись, зашептал: — Ваша светлость, мой сеньор! Этот Дон Кихот совсем не такой полоумный, каким представляется. Вы поощряете дерзкого в его лживом пустозвонстве. Лицо его светлости не изменилось, он выслушал искусника со своей обычной милостивой улыбкой. Только придворные поднимаются с кресел без спинок, на которых они сидели, и стали чинно, украдкой обмениваться взглядами. Искусник поднимает лицо от сидящего герцога к Дон Кихоту: — Сеньор, почему вы решили, что вы странствующий рыцарь? Как отыскали вы великанов в жалкой вашей Ламанче, где и карлика-то не прокормить? Кто позволил вам шляться по свету, смущая бреднями простаков и смеша рассудительных? Возвращайся сейчас же домой, своди приходы с расходами и не суйся в дела, которых не понимаешь! Желваки заиграли на впалых щеках Дон Кихота: — Уважение к их светлостям не позволяет мне ответить так, как вы заслуживаете. Одни люди идут по дороге выгоды и расчета. Порицал ты их? Другие — по путям рабского ласкательства. Изгонял ты их? Третьи — лицемерят и притворяются. Обличал ты их? И вот встретил меня, тут-то тебя и прорвало? Вот где ты порицаешь, изгоняешь, обличаешь. Я мстил за обиженных, дрался за справедливость, карал дерзость, а ты гонишь меня домой подсчитывать доходы, которых я не имею. Будь осторожен, искусник! Я презрел блага мирские, но не честь! Придворные переглядываются, едва заметно улыбаясь, осторожно подмигивая друг другу, сохраняя, впрочем, благочестивое и скромное выражение лиц. Герцог поднимается с трòна. Встают и его супруги. По-прежнему сохраняя невозмутимое выражение лиц, все четверо, сопровождаемые и Дон Кихотом с Санчо Пансой и придворными идущими за ними парами герцог сообщает: — Не обижайтесь, рыцарь, мы с вами всею душой. Я сам провожу вас в покои, отведенные вам. Дон-Кихот кланяется с достоинством, благодаря за честь, и Санчо повторяет, поглядывая на своего рыцаря, его степенный поклон. Давешний придворный вполголоса говорит шагающему рядом с ним карлику: — Новый дурачок шутит по-новому, и куда крепче тебя! Плохи твои дела! Карлик брюзжит в ответ: — Брешешь! Приезжий не дурачок, он не шутит и недолго уживется тут, среди нас, дурачков… — А может и я… Тоже приезжий дурачок, не шучу и недолго уживусь тут, в Лирнессе? А? Оме Лисбет? |