Книга Медвежий край, страница 132 – Дарья Кузнецова

– Вы мне льстите, я совсем не такая!

– И такая, и ещё лучше! – заверил он, поймал её ладонь, заставив вздрогнуть от неожиданности. Бережно вложил в тонкие пальцы хрупкие стебельки тундровых цветов, но после не выпустил руки, спрятал в своей – широкой, твёрдой, горячей. – Признаться честно, я весь день придумывал, что сказать, и вроде неплохо выходило. Верите – ни слова не помню! – Улыбка вышла кривоватой, но тёплой.

– Надо было записать, – предложила Бересклет, насилу оторвав взгляд от цветов и подняв его на лицо мужчины.

Всё же удивительно хорошо ему без бороды…

– Бумаги и карандаша не было. Да и как, если я цветы собирал?

– Весь день? – недоверчиво уточнила она.

– С перерывом, – со смешком сознался он. – Заходил сюда, но вы, верно, ещё из больницы не вернулись. Зато мундир вот достал…

– Вам очень хорошо в нём! Вы сразу как-то…

– На медведя не похож? – предположил Сидор с прежней скошенной улыбкой.

– Да.

Пару мгновений они оба неловко помолчали, а потом Березин что-то буркнул себе под нос – ругательство, кажется, – мягко обхватил её подбородок кончиками пальцев свободной руки и обжёг губы поцелуем. Ласковым, тёплым, но настойчивым и куда более уверенным, чем слова.

Антонина растерялась, замерла, вспыхнула так, что чувствовала: проведи пером по щеке – полыхнёт! Но не отстранилась, даже и не подумала. Ухватилась за китель, оттого что ноги показались в этот момент неверными и слабыми, а мягкого прикосновения мужских пальцев к подбородку явно недоставало для того, чтобы устоять.

Пары мгновений Сидору хватило, чтобы понять и поверить. Он выпустил её руку, и горячая ладонь легла на талию, вторая – осторожно погладила шею, мягко накрыла затылок. Девушка отвечала – не слишком уверенно, но охотно, – и её доверчивое тепло в руках грозило вовсе лишить головы, особенно когда, осмелев, тонкие прохладные пальцы скользнули по коже вдоль жёсткого шитого воротничка кителя, прошлись за ухом и неуклюже запутались в волосах. Чувство, словно его вновь контузило: шум в ушах, ни единой мысли в голове и не понять, на каком ты свете – на этом или уже на том.

Он днём и сам не сразу понял, отчего так взъярился на Марата Колодина. Бабник-то он бабник, конечно, но не насильник и ничего дурного не сделал бы Антонине даже наедине. Напугал бы если только, и то вряд ли, не из боязливых госпожа Бересклет. Но такая злоба взяла, что этот дамский угодник решил с его экспертом счастья попытать, что насилу сдержался от рукоприкладства, вывел просто и настоятельно посоветовал держаться от девушки подальше, пока впрямь не приболел парой рёбер, а то и ногой или рукой.

Потом уже, когда его самого вон выставили, Сидор понял, что не забота о благополучии Антонины им двигала, а обыкновенная ревность. Он прошёлся до порта, пытаясь проветрить голову и разобраться в себе, сунулся было поговорить с Верховыми, но, к стыду своему, понял, что не в том нынче состоянии, чтобы вести дознание. Вообще ни в каком состоянии, если честно. Голоса вокруг сливались в гул сродни шёпоту прибоя, на складе чем-то громыхали – от этого вмиг разболелась голова. Тяжело, давяще, в затылке, как часто бывало в госпитале поначалу.

Врач предупреждал, что головные боли возможны, и порой от шума они беспокоили, но стоило покинуть Петроград, и всё как рукой сняло, Березин уже и думать забыл об этой напасти. А тут опять – нате, только от беспокойства и переживаний, а не от звуков.