Книга Медвежий край, страница 141 – Дарья Кузнецова

– Скажи, где ты взял Clostridium botulinum? – спросил Березин ровно, доброжелательным тоном.

Антонина отметила, что он и вправду её дразнил, потому что название запомнил правильно, и насторожённо уставилась на мальчика, с затаённой надеждой ожидая его удивления и вопросов.

Мгновение Саша смотрел на уездного исправника широко распахнутыми глазами, кажущимися неестественно огромными на детском лице; родители в этот момент вспомнили друг о друге и переглянулись. А потом плечи ребёнка поникли, словно из него вынули некий кол, заставлявший до сих пор держаться прямо, голова повисла, а пальцы вцепились в ткань брюк.

– Их Семён Семёнович нашёл, – слабым, ломким голосом проговорил Александр. – В консервах вздутых. Мы хотели сывороткой заняться, поэтому выделили и начали размножать. А потом… Потом он умер. – Голос дрогнул, Саша шмыгнул носом и сжал руки сильнее. – Совсем. И я не мог их бросить… думал, сам попробовать… А потом…

Он всхлипнул громче, голос совсем пропал. Сидор пару мгновений наблюдал за ребёнком, которого душили рыдания, вздохнул и полез за носовым платком.

– Я не хотел!.. – выдавил Саша сквозь полученный платок. – Я хотел, чтобы мама… – Он опять запнулся.

– Ступай переоденься, – велел Березин. – Пойдём с градоначальником разговаривать, пусть думает, что с тобой делать.

Мальчишка, не поднимая взгляда от пола, вышел, и тут наконец опомнились его родители.

– Что происходит?! – шагнул к Березину учитель. – Какого чёрта?!

– Александр отравил окорок, из-за которого умер Оленев, – поднявшись, пояснил Сидор. – Метил в вас.

– Это бред! – Верхов мертвенно побледнел, глядя на полицейского с неверием и ужасом. – Это невозможно!

– Насколько понимаю, он хотел спасти от вас мать. – Сидор искоса глянул на Веру, которая до сих пор стояла изваянием, сжав в руках полотенце и потерянно глядя на то место, где недавно сидел её сын. – Если бы вас не стало, она могла бы уехать обратно в дом, о котором так тоскует, и перестала болеть. Наверное, он надеялся, что она уступит влюблённому Саранскому и тот увезёт её.

Верхов оглянулся на жену, вытаращившись, словно увидел её впервые в жизни, и вдруг расхохотался – громко, откровенно истерически, запрокинув голову. Антонина зачарованно уставилась на его горло, которое дёргалось резко и непроизвольно, словно оттуда пытался кто-то вылезти, и потому не успела увидеть, как исказилось лицо женщины.

– Ты-ы! – взвыла она. – Это из-за тебя! Ненавижу!

Пальцы прошли сквозь ткань полотенца, раздирая её на полосы, и с утробным рыком Вера кинулась на мужа – куда девались чахоточная томность и медленные движения! Искажённое звериным рыком лицо обезобразилось, глаза сверкнули рыжим пламенем, и Антонина испуганно втянула голову в плечи, силясь стать ещё незаметнее и уже почти жалея, что навязалась Сидору в компанию.

Березин же не бездействовал. Без страха заступил женщине дорогу, перехватил её запястья.

– Прекратите!

– Пусти! Убир-райся! – взревела она, и в голосе не слышалось уже ничего от прежней Веры – низкий, хриплый, бешеный, он не мог принадлежать человеку.

Легко, словно вовсе без усилия, Верхова отшвырнула в сторону мужчину в три раза крупнее её. Испуганный учитель шарахнулся.

– Ты не можешь! Ты клялась! – взвыл он.

Сидор врезался в стол, тот скрежетнул ножками по полу, с грохотом рухнула пара стульев. Но мужчина не упал и не отступил, прыгнул к Вере опять, схватил занесённую для удара руку за запястье – крепче, жёстче. Развернул её к себе – и сам отпрянул, инстинктивно уклоняясь от удара конвульсивно скрюченных пальцев.