Книга Пшеничная вдова, страница 124 – Данила Скит, Сумеречная грёза

– Шшшш… – раздалось рядом, как последний вздох Жреца оборвался.

Реборн подошел к колодцу, капая на мраморный пол кровью – в жертвеннике не было мха, факелы высушивали воздух несмотря на дырявый купол. Колодец питался не из зияющего рта, а из проткнутых пустотой глаз – Безумный зрел и давал свое зрение зеркалам. Губы окутала белесая дымка – дыхание начало застывать сразу же, как только Реборн перевалился через край колодца. Он увидел глянцевый лед и под ним танцевала вода, словно кипящая. Она пузырилась и ходила под тонкой коркой, лаская ту сторону мерзлоты. Реборн пару раз сомкнул и разомкнул веки, а потом тряхнул головой – всплески воды начали складываться в образы. Пустоты сливались, образуя человеческие тела, глаза, губы и рты. Вспорхнула чайка. Реборн отшатнулся – творилась какая-то чертовщина. Когда Реборн чего-то не понимал, он начинал нервничать, а когда он начинал нервничать, вынимал меч.

В воздухе сверкнула холодным блеском сталь, обагренная кровью. Когда клинок вонзился в лед, тот зашелся трещинами, словно паутинными нитями. Образы раскололись на тысячи мелких отражений, а те – еще на тысячи. Когда Реборн провернул клинок влево, вода хлынула из ледяных стыков и забрызгала его лицо. Она оказалась горячей, словно кипяток. Реборн отскочил от колодца. Раздался вой. Животный, пронзительный, будто хищнику вспороли брюхо и тот понял, что умирает.

«Это не вой ветра», – понял Реборн, это было очевидно. Оглушая, вопль лился из колодца, выходя горячим паром из глаз и рта сатира на волю, в высокое небо Теллостоса.

Ветер нежно ласкал, обдувая гузно. Уилл стоял наполовину в пене волн и наслаждался прекрасным кроваво-красным закатом. Его экипировка покоилась на берегу, пока остальные собирали трупы и помогали раненым. Уилл умыл лицо в солёной воде приливных волн, чаши у храма потухли под натиском морской воды и песка.

– Как?! – спросил у него длинноносый Торн, которому Хардрок наказал опросить всех раненых.

– Когда мамка рожала, промеж ног у нее больнее было, – отмахнулся Уилл, прикрывая неглубокую, но унизительную рану на левой ягодице от соленой воды.

Дружный хохот поддержал звук прилива.

Когда колодец зеркал издал свой последний вопль, кровавая битва тут же прекратилась. Острый клинок с иракхами у порога жертвенника, словно обессиленные, опустились на пол, молчаливо приняв свою казнь. Беккет не побрезговал поотрубать им конечности – геройствовать и влагать меч в руки врага ему сейчас совсем не хотелось. Свежевал их он с особым энтузиазмом. Когда король со своим рыцарем вышел из харама, их встретили спокойный шорох прилива и лучи закатного солнца. Остатки инаркхов были перебиты почти без сопротивления. Реборн не только ненавидел, но еще и боялся Безумного, о чем, конечно же, предпочитал никому не говорить. Вокруг этого странного бога вилось много темного, непонятного и противоестественного. Порой, король не знал как одолеть это и с какой стороны подступиться. Другие боги предпочитали молчать и никак не выдавать себя, но этот вел себя так, будто и вправду существовал. Реборну повезло в этот раз.

Лютый пытался разгрызть чью-то руку, обернутую в шкуру, но Хардрок на него накричал. Тогда тот переключился на мертвых псин и пришлось уже вмешиваться Реборну. Пес остановился на туше кита и против этого уже никто не возражал. Уснувшие лошади просыпались, обескураженно тряся гривами.