Книга Пшеничная вдова, страница 127 – Данила Скит, Сумеречная грёза

Исбэль сорвала голос и несколько лун Реборн наслаждался тишиной. Королева усиленно отпаивалась теплым молоком на отваре люмпина, и король всерьез опасался, что очень скоро она заговорит. А пока Исбэль только молчала и смотрела с пронзающей обидой – одним Богам было известно, сколько она могла её накопить за время своего невольного обета. Молчаливая обиженная женщина опасней, чем обиженная кричащая – это Реборн знал точно и таких всегда сторонился.

Море утонуло в предрассветном холодке. Проснувшись на рассвете, когда тот и сам ещё спал, Реборн почувствовал, что Исбэль нет рядом.

– Гав! – донеслось откуда-то со стороны моря.

После боя прошло несколько дней. Пришлось задержаться, чтобы отдохнуть и зализать раны. К вечеру у Реборна поднялся жар, и сир Хардрок дал ему какие-то шарики из плесени. Они были ужасно горькие, но жар сошел уже к утру. Реборн хотел отказаться от них, горечь во рту преследовала даже во сне. Но лекарь уверил, если он не проглотит горечь, его проглотит болезнь.

Чем ближе к Аоэстреду, тем чаще стали попадаться голые побережья. Мёрзлой коже северянина был приятен прохладный ночной бриз. Обратный путь пролегал по проселочной дороге, и скоро та перейдет на большую. До столицы оставалось полдня пути.

– Гав! Гав! Ууууу!

Реборн перевалился и сел. Вскинув голову вместе с черной шевелюрой, он разбудил свои мысли. Сегодня мужчина почти не спал, выискивая на поясе жены запасные кинжалы. Натянув сапоги, Реборн обернулся на постель. Будто убеждаясь в отсутствии Исбэль, почесал украдкой свое гузно и вытряхнулся из шатра.

Обрадованная внезапной ночной свободе, сука носилась по песку, несмотря на попытки Исбэль включиться в собачью игру. Тщетно она пыталась гладить лоснящиеся холку промеж острых ушей и лить сладкие, теплые речи. Герда упорно не хотела бежать рядом и отчаянно тянула поводок. Девушка упала лицом в песок тут же, как только она сорвалась с места. Лёгкий вскрик заглушил шорох волн. И все же, голос к ней вернулся, с досадой подумал Реборн.

– Почему не следишь? – недовольно спросил король Беккета, гадая, что он делает в гордом одиночестве.

– Я слежу, Ваше Величество, – сонно произнёс рыцарь, – Не велено вмешиваться.

Доблестный Беккет, четко выполняющий приказы монаршей особы. Верен, но недостаточно умен. Вернуть королеву в шатер он так и не догадался.

– Королева упала, – раздражённо ответил Реборн.

– Ее Величество не в первый раз так падает.

Воздух шумно покинул раздувшиеся ноздри Реборна:

– Почему один?

– Остальные хворают в кустах.

Маринованные в уксусе грузди хорошо пошли с жареными ростками бобов. Но жадные, смешливые взгляды товарищей так и не получили должного удовлетворения. Крепок был Глухое Ведро. Оскорбленные рыцари расхорохорились, наевшись турмалиновых груздей следом за ним. Разве животы их слабее? Беккет доедал за всеми, когда те уже принялись бегать по кустам. Прошло уже много дней, но кишечное неистовство посещало воинов, порой, в самое неугодное время.

– Ауф, – донеслось тихое снизу.

Лютый усилием воли разлепил глаза, убеждая хозяина, что бдит. Сир Хардрок перевязал его лапу и обработал мазью бока, но жаловался, что тот слишком много ест – набитое брюхо мешало врачеванию.

Махнув на них рукой, Реборн стал спускаться к морю. Отлив выгладил побережье до блеска. Редкие травинки торчали сквозь отяжелевший песок, кое где валялась большая глянцевая галька. На мокрых песчинках отпечатались следы собачьих лап и другие следы, не многим больше их.