Книга Пшеничная вдова, страница 126 – Данила Скит, Сумеречная грёза

– И о ком вы, интересно, печалитесь? – спросил Реборн, с привычкой выкидывая из своей груди теплоту, которую он испытывал каждый раз, когда видел Исбэль, – О нас или об этих безродных собаках?

– О.… о всеееех, – не унималась Исбэль и Реборн нахмурился. Все-таки какая глупая эта женщина, подумал он и тотчас же почувствовал в себе раздражение.

Исбэль оторвала лицо от ладоней и посмотрела в глаза Реборну с таким отчаяньем, что он начал раздумывать, не устыдиться ли ему.

– Ежели сложить все руки и ноги, славная получилась бы гора, – оглядывая песок, громко заключил Уилл. Волны уже морозили его ягодицы, но он стеснялся выйти из моря без портков при королеве.

– Ага, выйдешь из моря и взберешься на ней до неба, – ответил ему Хуберт, испытывающий любопытство, сколько Уилл еще сможет простоять с голой задницей в море.

Вокруг Исбэль раздались смешки, сдобренные доброй долей возбуждения. Воины еще не успели отойти от боя.

– Как… как вы можете смеяться? Вокруг же столько убитых! – слезы ее подсохли от изумления.

– Мы напихали в гузно Безумному, Ваше Величество, – с лихорадочной радостью в голосе объявил Родерик. – Наши воины смеются на том свете, а мы на этом!

Реборн ещё немного помедлил, вглядываясь в укоризну глаз Исбэль, а потом достал меч. Девушка только и успела вскрикнуть, а потом крепко зажмуриться. В воздухе послышался свист разрезанного бриза. Но Исбэль не почувствовала боли, она распахнула глаза и обернулась. Над ней возвышался стройный юноша, похожий на мальчика, а из запястья его руки брызгала кровь. Рядом с ноского ее сапога упала отрубленная плоть – когда Реборн рубанул, Острый Кинжал выпустил кинжал вместе со своими пальцами. На бледное веснушчатое лицо брызнула кровь. Убийца дернулся. Исбэль завизжала.

Уилл, Беккет и еще несколько солдат скривились, услышав звонкие, скрипучие женские вопли, похожие на ор павлинихи в королевском саду. Воистину, гул арки и вой ветра не казались им настолько режущими слух. Но если у кого и возникло заткнуть источник ора хорошим тумаком, никто не подал виду. Воины доблестно переносили визжащую женщину, потому как это королева. Если и дать какую-нибудь затрещину, чтоб павлин заглох, так это может только король. Но король тоже не спешил, терпеливо наблюдая, как Острый Клинок дергался в предсмертной агонии, истекая кровью и пытаясь настичь Исбэль. Та пятилась от него пятой точкой по песку, не переставая кричать. Все на удивление были спокойны, если не считать гримас недовольства от страдающих уш. Убийца сейчас мог уколоть разве что только самолюбие и Реборн ждал. Ждал, когда королева накричится, ждал, когда ее рыжая головка, наконец, наполнится разумом. Процесс шел настолько хорошо, что Исбэль сорвала голос. Случилось это, когда Клинок упал прямо на Исбэль, испачкав милосердную особу в своей крови. Тогда уж он окончательно издох.

– Видать, нажевался дурман-травы и встает, когда не попадя, – глубокомысленно заключил кто-то за спиной Исбэль, пока она, словно рыбка открывала рот, но из него вырывались только глухие хрипы.

Она сидела на песке, вся к крови, бледная и заплаканная, когда Реборн настиг ее и навис сверху:

– Если в поле завелся сорняк, его надо выкорчевывать сразу пока он не погубил весь урожай, – Реборн по глазам видел, на какую благодатную почву сейчас льются его слова, – Они бы убили вас, нас и всех, кого вы так любите кормить леденцами, – король повернулся к своим рыцарям и взмахнул рукой, показывая на позади лежащих Жрецов: – Сжечь.