Книга Пшеничная вдова, страница 131 – Данила Скит, Сумеречная грёза

– Хм.... – Реборн не смотрел больше на горизонт. Нахмурившись, он разглядывал мокрый песок на шелко-огненных прядях, – Ну раз так, если вы когда-нибудь встретите Отверженного в своих походах, спросите, почему все получилось именно так.

– Если я встречу его на пути, лучше спрошу, как это исправить, – Исбэль стояла неподвижно, и даже ни разу не размяла замерзшие от ветра плечи. – А почему получилось то, что получилось, и так ясно. Мы платим чистой монетой за собственные ошибки.

– Какие же ошибки совершил ребенок, раз его прозвали пшеничной вдовой?

– Гав! Гав! Ррррр…

Герда нашла что-то в мокром песке и теперь отчаянно пыталась на это напасть. Ленивые волны сгоняли суку с места, но потом она снова возвращалась, пытаясь отрыть лапами испуганного краба. Ставшие уже белыми сумерки снова рассек свист.

– Герда! Ко мне!

Сука нехотя оторвалась от добычи, ненадолго задержавшись в нерешительности. Лапы ее были расставлены широко, будто собака сомневалась, остаться или рвануть с места. Требовательный голос хозяина заставил ее подчиниться, виновато обгоняя сам ветер. Исбэль отвечать не стала.

– Что вы сделаете с лордом Беррингтоном? – спросила она, желая сменить тему.

– Это я решу, когда мы вернемся в столицу.

– Теперь я понимаю, что за уступки отец сделал Беррингтонам за мою свадьбу. Он просто хотел сделать меня счастливой, – поежилась Исбэль. – А потом, видимо, заглаживал свою вину. Беррингтоны самые крупные феодалы в стране. Они управляют многими торговыми связями, их земля растит самое большое количество огненного плюща. Отец не хотел с ними ссориться.

– Вы знали, откуда идут поставки опиума и дурманящей травы? – нахмурился Реборн.

– Знала.

– Но не могли пойти против воли отца.

– Не могла, – ответила Исбэль, – Опиум закупался за счёт гавань. Жрецы не платили налоги и дурманили население.

– Не думайте, что после прекращения поставок в казне появятся лишние монеты для вашей пшеницы.

– Я и не надеялась. Если только немножко, – голос Исбэль едва был слышен сквозь жаркий разговор берега с морем, – Я хотела попросить… я… Даже когда меня не станет… Пусть на землю Теллостоса больше не ступит нога ни одного опиумного Жреца.

– Вам не нужно меня об этом просить.

Исбэль резко развернулась, унося с собой потухший пламень волос. Наверное, отвар люпина перестал действовать и королева, наконец, почувствовала способность ко сну. Она шла, пытаясь не разрыдаться. Все-таки это правда. Две весны, ей отмерено всего две весны… Но, может, больше? Какая глупая надежда. Проходя мимо Беккета, она ненадолго взглянула ему в глаза. Тот непонимающе моргнул и поклонился.

Ты доблестный рыцарь, Беккет, наверное, единственный, от которого я не испытываю испуг. Верный и храбрый, но иногда бываешь очень глуп. Почему ты не прогнал меня? Почему не затащил грубой вежливостью в шатер, как сир Родерик? Хорошо знать правду, но от нее бывает больно в груди. Исбэль не оборачивалась.

Реборн стоял у отливной кромки, которая отползла на два удара сердца. Герда прибежала и послушно присела рядом. Вот только король совсем не знал, что с ней дальше делать.

– Не жара, просто проклятье! – Бернад вытер испарину на рыхлом от жары лбу. Переваливаясь с ноги на ногу, он, казалось, стал косолапить сильнее. При каждом шаге выгнутые ноги напрягались, будто вот-вот переломятся. – Теллостос все ещё пытается меня убить. Помяни мое слово, Реборн, так и случится, если я не покину это ядовитое место. Летом на севере полно мест, где лед и не думает сходить, а тут даже пещерные камни раскаленные, как угли.