Книга Пшеничная вдова, страница 168 – Данила Скит, Сумеречная грёза

– Это ветер, – ответила Исбэль.

– Это не ветер.

Эсмер огляделась по сторонам, встретилась глазами с рыцарями, по ее телу прошлась мелкая дрожь.

– Ветер воет, может свистеть… но не кричать, – с дрожью в голосе произнесла она, взгляд ее шарил по воздуху, – Кому-то больно. Там… Там!

Эсмер сорвалась с места. Зацепив полы невесомого платья, она побежала к пристройке, выросшей недалеко от кузницы. Платье трепетало на ветру, полы его смешались и вздыбились, Эсмер удалялась, словно уносимая ураганным ветром тучка. Рыцари ринулись за ней вместе с королевой. Девушка была права – вскоре все услышали крики.

Исбэль видела, как она забежала за угол постройки, еще пахнущей свежей побелкой и тут же услышала ее отчаянный крик:

– Уйди! Оставь ее! Помогите!

Эсмер с неистовством набросилась на высокого крепкого мужчину в желтом шапеле, широкой льняной рубахе и спущенными штанами. Кольчуга его валялась рядом, как и остальное снаряжение. Девушка неистово молотила маленькими кулачками по его широкой спине, а он поднял руку, пытаясь защититься от внезапного биения крылышков разъяренной птички.

– Марта! – в ошеломлении воскликнула Исбэль, наблюдая, как ее служанка одергивает полы платья. Сделала она это когда мужчина от нее отстранился, не сразу и неловко, так что все рыцари и даже королева успели заметить то, что по заветам богов должно быть скрыто от посторонних глаз, – Марта…

В голосе королевы было столько разочарования, что Марта невольно опустила взгляд. Чепец ее куда-то потерялся, темные волосы сбились и растрепались, как и вся ее одежда. Она не стала отпираться. Выросшая на улице Марта была научена, что молчание сохраняет кости лучше, чем нелепые оправдания, и меньше оставляет синяков.

– Схватите его, Ваше Величество! – кричала Эсмер, пребывая в горячем душевном смятении, – Этот мужчина ее обидел! Нужно наказать его, казнить! Он забрал ее честь, он делал ей больно! Почему… почему вы все стоите? Ваше Величество?

Ульрик загородил собой мужчину от Эсмер, спешно натягивающему портки и кольчугу и взглянул в наполненные слезами глаза:

– Ей не больно, леди Лонгривер, – сказал он ей голосом холодным, как лед, – У нее уже давно нет чести. Это просто шлюха.

– Как… – только и выдавила из себя Эсмер и тут же затихла. Она не знала, что сказать, клетку снова открыли и птичке показали настоящий мир, а она снова вжалась в прутья. А потом она подняла на него свои большие, просто огромные глаза, и в них отразилось ужасное понимание: – Вы… вы тоже пользовались остатками ее добродетели?

Ульрик немного помедлил, переминаясь с ноги на ногу и не зная, как ответить, но в конце концов решил, что рыцарь не должен пятнать себя ложью:

– Я этим не горжусь, – коротко ответил он.

«Там нет даже и остатков добродетели», – подумал Ульрик, но не стал расстраивать Эсмер еще больше.

– Я спасла тебе жизнь, – холодно произнесла Исбэль, посмотрев на Марту, и холод ее голоса не отличался от холода ее взгляда, – Я привела тебя в замок. Дала кров, пищу, мы обе оплакивали твое дитя. Ответь мне, неужели ты настолько неблагодарна, что смеешь отдаваться всем и каждому? Ты принесла грязь с улиц в дом королевы. Что же мне сделать с тобой, Марта, ты скажешь мне?

Но Марта упорно молчала. Еще тогда, в комнате служанки, пребывая в заточении, Исбэль думала, что рыцарь, взявший ее тело, по обычаю должен был жениться на ней, но кто из них – Киргоф или Ульрик? А потом Исбэль поняла, что не бывать такому, ведь вороненые рыцари из гвардии Реборна были сыновьями известных лордов и попадали к нему не случайно, он сам отбирал их, лично. Никто из них не взял бы в жены простолюдинку, очевидно, что не только поэтому.