Книга Пшеничная вдова, страница 93 – Данила Скит, Сумеречная грёза

Маленькая девочка тогда не побежала, а зажмурилась. Стражники оттащили ее от клетки, циркачей выгнали из дворца. Король Дорвуд орал, что нечего таскать в замок всякую непотребную живность, он был очень зол, хотел даже казнить парочку незадачливых циркачей, но Абиэль уговорила его не делать этого. Исбэль умолчала, что описалась тогда от страха. Все-таки какая же она трусиха…

– За любопытство надо платить, – Реборн правильно предположил, что увидеть вереницу, скорее всего, было желанием одной очень капризной принцессы.

– Я стойко выдержала испытание, – покраснев, соврала Исбэль. Как же хорошо, что вокруг царила темнота… – Они всегда стрекочут, когда выходят на охоту и всегда стараются брать добычу покрупнее. В легенде говорится, что вереница – это обиженные охотники с перемен Красного Моря. Их корили за малую добычу и с тех пор они всегда выбирают крупных жертв, не менее чем в два раза от себя… Хотя в балладах поется совсем другое.

– Видимо, легенды врут. Она позарилась на маленькую девочку, – усмехнулся Реборн, – Но нет смысла винить хищника за желание догнать легкую добычу, – вдалеке кто-то громко захохотал, а потом послышались обрывки непристойных ругательств. Реборн нахмурился: в лагере королева, а стража позволяет себе вести себя так же, как и всегда. Кого-то ждет повторный инструктаж. – И что же поется в балладах?

– О несчастной любви, – ответила Исбэль, – Один бард меня убеждал, что вереница – охотник, не спасший возлюбленную от разъяренного кабана.

– Не слышал такой баллады. Хотя, в Глаэкоре не особо жалуют трубадуров. Отцу больше по душе шуты. А по мне и они редкостная кислятина.

– А я люблю шутов, и люблю песни, – отдалённые отблески костров сливались с сиянием луны, и на волосах Исбэль развернулась жестокая битва льда и пламени, – Я спросила того трубадура, почему он поет о любви, когда в книгах написано совсем другое, а он ответил, что его баллады – рассказы времени. Он лишь записывает, что передается из уст в уста. А ещё он сказал, что книги тоже пишут люди, и некоторые из них ничем не отличаются от тех, кто разносит слухи по деревням. И что и тем, и другим доверять можно мало.

– Найдите этого барда. Я запишу его в королевские советники.

– Барды всегда поют о любви, так что лучше я поверю книгам, – нахмурилась Исбэль, настроение ее резко испортилось. Реборн стоял на земле твердо, как обычно, расставив ноги на ширине плеч, а руки сцепив за спиной. Блэквуды врастают в землю, пуская корни, думала Исбэль, их уже не выкорчевать из Теллостоса, – Часто любовь смешивается с нестерпимой горечью. Будто судьба берет оплату вперед за счастье, которое обещает в будущем. Но за те годы, что я езжу по деревням, поняла, что она не очень-то любит отдавать долги.

– И что с того? Вы выбрали не лучший способ спрашивать с судьбы. Обиды на судьбу – глупые обиды, за ними тянется множество ошибок. Останься вы на троне одна, из вас бы вышла отвратительная королева.

– Я знаю.

– Действительно? – удивленно приподнял брови Реборн.

– Отец говорил, что есть кнут, а есть пряник, и что эти блюда никогда не подают вместе. Мне нравилось быть пряником, для кнута были все остальные. У меня было столько братьев, что ни о чем таком не нужно было и думать… – Исбэль подняла голову и посмотрела на темный силуэт четкого профиля, – А сейчас есть вы. Уверена, в кнутах ни Теллостос, ни его соседи не будут нуждаться.