Онлайн книга «Неладная сила»
|
– Да, так! – вырвалось у Устиньи, и глаза ее широко раскрылись. – Чтобы беса сделать безвредным, нужно вызнать его имя. – А я не запомнила… Устинья переменилась в лице от досады на себя. Она могла бы узнать, что за сила наслала на нее непросып, если бы запомнила имя, но увы – оно было ей незнакомо и не смогло зацепиться в памяти. – Но что мне до того беса – а ему до меня? Я не замужем, младенцев у меня нет. Лицо игуменьи застыло, словно пряча внутреннюю борьбу. И Устинья сама догадалась о смысле этой борьбы: мать Агния подозревала, что Устинье грозит опасность, но не решалась оставить ее в монастыре, чтобы не пострадали другие сестры. Устинья впилась глазами в лицо матери Агнии – в овальном отверстии черного апостольника оно напоминало золотистую луну на ночном небе. Поднять взор пришлось совсем невысоко, но казалось, что мать Агния намного больше остальных, а просто находится очень далеко, и каким-то чудом с ней можно разговаривать, не повышая голоса. – Я буду молить Господа, чтобы послала архангелов своих на защиту тебе. А ты помни: в любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх[17]. Понимаешь ли, что это значит? – Если любишь Господа, бояться нечего. Полагайся на Него, и Он все устроит. – Искренне ли веришь в то, что сказала? – Да, матушка. – Тогда выслушай. Я вижу, что ты для нашего жития пригодна, но Господней воли на то нет. Устинья переменилась в лице. Нет? Так ей откажут? – Ведомо мне, – мать Агния посмотрела куда-то в стену позади Устиньи, на ангела, – что ты станешь инокиней… Устинья вспыхнула, устыдившись, что так быстро огорчилась, и мать Агния закончила: – Но только когда овдовеешь. – Овдовею? – Устинья, забыв о смирении, вытаращила на нее глаза. – Но я же девица! Нет у меня мужа! Мать Агния улыбнулась, хотя глаза ее оставались серьезны: – Ты молода, Устиньюшка. Матери наши тебе и в бабки годятся, в преклонных годах в обитель пришли. Сестра Виринея да мать Георгина в девичестве пришли, да еще Калидота, она хроменькой родилась. А все прочие – вдовы. Мужей схоронили, детей вырастили, тогда и пошли Богу служить. Устинья не поднимала глаз, но не могла избавиться от мысли: сама мать Агния – тоже дева. Хромуше от рождения не сыскался бы жених, но дочь богатого и видного боярского рода легко вышла бы замуж, если бы желала, однако двоюродная сестра Нежаты Нездинича вступила в обитель двенадцати лет. Сперва в новгородский монастырь Святой Варвары, а когда пять лет назад на Хвойне умерла игуменья Домника, ее тетка, приехала сюда. Но у бояр свои обычаи, да и ангел при ней… – Ты дева красивая, здоровая, работящая, разумная, честная… Любая девка волости умерла бы на месте от гордости, если бы такое услышала от самой игуменьи, но для Устиньи эти похвалы звучали приговором. – Ты выйдешь замуж, детей вырастишь… – мать Агния снова взглянула в воздух за спиной Устиньи, – четверых. А как младшего сына женишь, дела земные покончишь – так и приходи. Я тебя дождусь, ты сама еще после меня игуменьей станешь. Это обещание для любой инокини стало бы поводом умереть от гордости, тем более что ранее в Усть-Хвойском монастыре игуменьи были только из Миронежичей. Даже Виринея в изумлении выпучила глаза, услышав это, и устремила на Устинью вдвойне ревнивый взор. А Устинья подавила вздох. Упоминание о четверых детях и поразило ее, и убедило, что все решено, спорить и надеяться незачем. Против Божьей воли не пойдешь, а матери Агнии она известна. Нету у нее этих четверых детей – стало быть, и срок не пришел. А пока младший сын дорастет до женитьбы – это лет тридцать пройдет! |