Книга Неладная сила, страница 182 – Елизавета Дворецкая

Сам облик смерти не мог быть ужаснее. А вышедшая из гроба принялась плясать. Такой пляски никто из живых не видывал: она и скакала, и вертелась, и кланялась, и притоптывала, и гордо выступала, и махала руками, будто береза ветвями в неистовую грозу. От быстроты ее движений рябило в глазах, и все же лихорадочное ее веселье затягивало, гудьба ветров дергала за каждую жилочку, вынуждая последовать за ней. Жар и холод волнами метался над поляной, доводя до изнеможения. Раздавался ликующий хохот: неистовый, скрипучий, навязчивый и раздражающий. Чувствуя, что вот-вот и ее затянет в эту губительную пляску, как в водоворот, откуда не будет выхода, Устинья закричала и изо всех сил вцепилась в березу.

– А я – старшая над всеми сестрами, имя мне Плясея! – достиг ее слуха голос, похожий на вой метели, и коем сплелись семьдесят смертоносных вихрей. – Ничего я не боюсь и смертна для человека; ничем, ничем, ничем не отгонима, во веки веков…

Передвинувшись так, чтобы береза оказалась между нею и поляной, Устинья отлепилась от дерева и метнулась в темную, живую прохладу леса.

Вон же она… Уже в сумерках – самый длинный день в году кончился, дело шло к полуночи, – Демка заметил впереди знакомую спину под белой девичьей вздевалкой и длинную русую косу. Душа вспыхнула и посветлела – ну наконец-то. Устинья стояла у березы, прижавшись к стволу и склонив к нему голову. Отыскивая ее, Демка переходил от одного костра к другому; лес подступал вплотную к берегу озера, и между полянами, где были люди, лежали довольно длинные участки зарослей. И вон она наконец – не среди людей, а в березах, одна. Тоже искала его?

Взволнованный, с замирающим сердцем, Демка неслышно подошел – шум леса заглушил его шаги. Она не обернулась, пока он не приблизился вплотную. Не говоря ни слова, Демка обнял ее сзади. Девушка вздрогнула.

– Это я! – шепнул он, наклоняясь и целуя ее в маковку.

От ее волос сильно пахло лесной зеленью.

Устинья обернулась, отстраняясь, и Демка содрогнулся – вместо радости ее большие глаза выражали испуг и враждебность.

– Да я это! – повторил он, снова протягивая к ней руки. – Едва нашел тебя. Что ты сюда забилась?

– Демка… – произнесла Устинья; ее голос показался ему хриплым, низким. – Это ты?

– А ты кого ждала – епископа новгородского? – усмехнулся Демка.

Но Устинья не поддержала его смех, а бросила, как выплюнула:

– Не трогай меня!

– Что такое? – Демка опешил и привычно ощетинился. – Чем я тебе не угодил?

Даже до всех этих событий, пока они изредка встречались на разных игрищах и посиделках, Устинья никогда не разговаривала с ним так враждебно – была ровна, лишь немного небрежна, поглядывая на известного шалопута свысока, но все же благожелательно, как на всех.

– Если гневаешься, что припозднился, – говорю же, искал тебя по всем полянам. Что ты не с вашими? Видел их – там Яроока круги заводит.

– Вот и шел бы ты с Ярооке! – сердито ответила Устинья. – А ко мне не лезь.

– Чего? – Демка с трудом верил своим ушам.

Эта колючая речь не вязалась с их последними встречами. Да, он знает, что сам не яичко писаное, но еще несколько дней назад он был для нее достаточно хорош!

– Устинья, ты что, белены объелась? Сдалась мне Яроока!

– Ты обманул меня! – Глаза Устиньи, черные в полумраке, метнули молнию.