Книга Неладная сила, страница 93 – Елизавета Дворецкая

Демку трясло от ужаса: ни человек, ни волк не могут напугать так сильно, как смесь того и другого в одном существе. Зеленоватые волчьи глаза были устремлены на людей, губа поднималась, обнажая волчьи клыки.

– Бросай! Бросай! – кричал Егорка. – Огня он боится!

И снова засвистел.

Крик его только увеличивал жуть: доказывал, что чудище существует на самом деле, а не мерещится.

В глубине леса раздался волчий вой. Навалилась безнадежность: да сколько же их там! Если сейчас бросятся стаей… Костер уже еле горел – Демка с Егоркой расшвыряли все горящие сучьи. Заболели обожженные ладони, но до сознания это почти не доходило. Головни тлели и дымили на влажной траве.

– Держись, парень! – слышал Демка задыхающийся голос старика. – Помощники мои уже близко!

Краем глаза приметив под ногами несколько сучьев, Демка пинком отправил их в костер. Но как же медленно они разгорались! Две Егоркины собаки наскакивали на чудовище, щелкали зубами, но едва успевали уворачиваться от ударов когтистой руки. Вот одна собака с визгом покатилась по земле.

Демка выхватил загоревшийся сук, стал размахивать им, чтобы усилить пламя. Заодно прогонял этим движением ледяное оцепенение жил. Он понимал, что от жуткой смерти его отделяют несколько шагов, но понимал и то, что бежать бесполезно, – это страховидло его настигнет, прыгнет сзади на спину, перекусит шею… А потом бросится на мальчишек. Не имея времени оглядеться, он не знал, все ли убежали или какой-нибудь балбес обеспамятел от страха и таращится, разиня рот, – готовое угощение чудищу. И Демка орал во всю голову, вопреки своему страху, с удалью отчаяния, чтобы хоть не стыдно было за последние свои мгновения.

– А ну давай, лешачий выродок! Рожа твоя шитая, нос плетеный, язык строченый, ноги телячьи, уши собачьи! Ступай сюда, ляд тебя бей! Ёжкина касть, подойди только! Я тебя угощу, попомнишь меня, страхоёжище! Раздерись ты громом, свинорылое ты страховидло лупоглазое! Провались ты сквозь землю, хрен курячий, ступай на мхи, на болото глухое, на дерево сухое! Жаба тебе в рот! Чур черных, чур белых, чур своих, чур чужих, чур и меня еси, а тебе, косому, лихому, три соломины в глаз!

Не раздумывая, он нес эту околесицу, перемежая обережные слова черной бранью. Неизвестно, что подействовало, но человек-волк попятился. Ободренный Демка сделал несколько шагов вперед. Горящим суком рубя воздух перед собой, словно Перун огненной молнией, он кричал, срывая голос:

– Михаил-Архангел, Никола Милостивый, Кузьма и Демьян! Оградите меня железным тыном, от земли до неба! А, не нравится! Пошел вон, жабий выкидыш!

Взгляд Демки зацепился за какое-то свечение под деревьями опушки. Снова оглушительно засвистел Егорка, и из тьмы леса на луг разом вылетели десятки зеленоватых светлячков. Окончательно перестав что-то понимать, Демка отшатнулся – а на человека-волка прыгнули несколько стремительных серых теней.

Раздался полувой-полурев: чудище впервые подало голос, и в нем слышалось нечто от человеческого голоса. Демка невольно пригнулся. Выйдя из леса, несколько волков набросилось на чудовище, на миг оно исчезло под их серыми телами… а потом волки прыснули в разные стороны. А чудовище исчезло. Там, где Демка видел его мгновение назад, осталось пустое место. Демка лихорадочно завертелся, держа перед собой тлеющий сук и отыскивая врага: подкрадется сзади! Но того нигде не было – лишь Егорка, две собаки у его ног и затухающий костер в нескольких шагах позади.