Онлайн книга «Знамение змиево»
|
* * * Проснувшись от стука двери и волны холодного, свежего воздуха – баба Параскева ушла к корове, – Воята мгновенно вспомнил свой сон и резко сел. Тихо взвыл – заболели вчерашние ушибы. Но тут же забыл о боли. Баба Параскева не зажигала огня, и было ещё темно, однако Воята соскочил с лавки и в исподнем устремился к столу. Почти ничего не видя, быстро ощупал столешницу. Пусто. Полкаравая в рушнике и берестяная солонка, которые всегда держат на столе, но никакой книги. Он прошёл к ларю, живо смахнул на пол всю ту рухлядь, что оставили бесы, все эти волчьи кожурины, и поднял крышку. Пошарил внутри и сразу наткнулся на холстину, в которую сам же завернул Псалтирь. Вот она, твёрдая крышка, большой крест, выпуклые округлые самоцветы. Всё на месте, с книгой всё в порядке. Вернувшись к своей лавке, Воята сел и перевёл дух. С привычной осторожностью потрогал разбитую скулу – подсыхает, потом выпил воды из ковша, остаток над лоханью вылил себе на голову. Облегчение мешалось с недоумением, а под ними крылись и радость, и тревога. Дева из лесной избы и правда приходила сюда ночью? Такой гостье, как она, ни дальняя даль, ни стены избы не преграда. Или всё-таки приснилась – наслушался Параскевиных сказок про царевну из склепа, сам размечтался, вот и… Но что-то говорило ему – нет, не приснилась. Девушка была немного иной, её вело какое-то новое побуждение, это не было простое воспоминание об уже виденном. Но зачем она приходила? Почитать книгу? Воята фырк-нул от смеха, стоя возле лохани с пустым ковшом в руках, – мысль, что лесная нечисть явилась почитать Псалтирь, да ещё и греческую, была откровенно нелепой. – Креститься ты, что ли, хочешь, Адамова дочка? – вслух спросил он. Ведь баба Параскева рассказывала, что все лешии повелись из детей Адама, спрятанных от глаз Бога. Наверное, среди тех детей были и сыновья, и дочери. И если её не сожгло, не разорвало от прикосновения к святой книге, значит, она не бесовка вовсе? Но кто? Царевна? «Ты эту книгу читай, читай!» – напутствовал его отец Ефросин. Что же там такого, в этой греческой Псалтири, что её приходят читать даже лесные люди? Чего я стою-то, как болван, сам себя спросил Воята. Поспешно вытерев руки о сорочку, он зажёг светильник на столе и принёс из ларя книгу. Слегка дрожали руки – совсем недавно этой книги касалась лесная дева! Однако никаких следов от её пальцев ни на крышке, ни на страницах не осталось. Воята перевернул первый лист, бросил взгляд на уже знакомую надпись «Псалтирь без чина службы и без всех часов». Второй лист – «Закон да познаешь христианского наказания… Азъ есмь тайна несказанная… Азъ есмь путь и истина и живот…» Дальше пошли псалмы по-гречески. Воята с осторожностью переворачивал пергаментные страницы, перед глазами мелькали греческие слова. Так далеко в книгу он ещё не забирался, уже сбился со счета и не понимал, на какой псалом смотрит. Лесная дева это читала? Кто её в той избе греческому научил? Одни цепочки непонятных слов сменялись другими. Оглядывая ровные края страниц, Воята отметил: хорошо, что книга писана по-гречески. Была бы по-славянски, теперь имела бы такой же затрёпанный вид, как Касьяново Евангелие. А здесь даже листы не потемнели – бесчисленные руки их не трогали, воск сотен свечей на них не капал. Взгляд с восхищением останавливался на роскошных ярких узорах из крестов, птиц, цветов и листьев, но лишь на краткий миг и стремился дальше. Он пролистал уже половину книги… как вдруг увидел совсем иное писание. |