Онлайн книга «Знамение змиево»
|
После окончания кафизмы немного места внизу страницы осталось свободным; прежде там был рисунок, теперь почти стёртый, и поверх неясных цветных пятен протянулись неровные цепочки других букв – славянских. Воята замер. Пробило жаром и холодом. Точно, писано по-славянски. Чернила отличались по цвету, и рука – та же, что на первых двух страницах. Рука Панфирия. От волнения в глазах плыло, и Воята никак не мог ухватить суть, угадать слова в сплошной веренице букв. Может, это молитва какая? Он заметил несколько слов под титлами – знакомые слова «Бог», «небеса», и «ангел». Сердце стучало, и как Воята ни пытался себя успокоить, напоминая, что по-славянски он прочесть сумеет, удалось ему это не сразу. Постепенно, переползая от слова к слову, как малец, только учащийся читать, он понемногу стал разбирать, не с первой попытки разделяя сплошную строку на слова так, чтобы в них был какой-то смысл. «И-пребысть-аз-в-пещерах-30-лет-молясь-к-Богу-крепко-день-и-нощь…» Кто этот «аз»? Сам Панфирий? Это он писал о самом себе? «И-услышана-бысть-молитва-моя-глас-был-ко-мне-иноче-рабе-мой-молитва-твоя-вошедши-на-небеса-прията-бысть…» Воята зажмурился, стараясь перевести дух. Сердце стучало, буквы прыгали перед глазами. Строки были неровными: писать в уже готовой книге очень неудобно, иные слова удавалось распознать не сразу. Встречались помарки, путаница букв – видно, инок Панфирий к письму был непривычен. Это сейчас в Новгороде даже многие бабы куда как бойко царапают писалами по бересте, посылая приглашения в гости кумам или поручения родичам. Двести лет назад во всей Руси разумеющих «болгарскую грамоту» можно было по пальцам счесть. То, что Панфирий сумел оставить какое-то писание, – само по себе чудо. Но смысла Воята никак не мог ухватить. Молитва услышана… Такими словами в житиях предварялись описания чудес. «Видех-аз-ангела-славна-он-же-рек-покажу-ти-видение-его-же-ради-послан-есмь-видех-аз-град-велий-светлый-из-вод-глубоких-извержен-бысть-и-в-славе-воссия-рек-ангел-ми-аще-обрящется-муж-честен-и-храбр-град-извержен-будет-внегда-отворит-ангел-вратник златых-ключей-небес…» Последнее слово упиралось в край самой нижней строки: больше места на странице не было. Дрожащей рукой Воята перевернул страницу – и увидел рисунок расписного купола над колоннами, а ниже – ровные строки греческого псалма. Как же так? Что дальше? Или это всё? Воята спешно пролистал ещё несколько страниц, но славянских надписей больше не нашёл. Мысли метались: не то обыскать дальше всю Псалтирь, не то попытаться понять уже прочитанное. Склоняясь к первому – уже найденное ведь никуда не уйдёт, – Воята медленно, смиряя нетерпение, пролистал всю Псалтирь до конца, но увы: ничего, кроме древнего греческого текста, не обрёл. Это всё. Воята отошёл от стола, сел на лавку и откинулся к стене, переводя дух. Дева во сне открыла книгу только на одном месте и там читала – вот на этом самом, значит, других Панфириевых писаний в Псалтири нет. Постепенно волнение улеглось, ему на смену пришло жгучее любопытство. Но надо было умыться и одеться – сейчас баба Параскева вернётся в избу, а он тут сидит в одном исподнем, нечёсаный, как леший, и книгу Божественную читает! Когда баба Параскева вернулась, Воята, уже одетый, сидел, подпирая руками голову, и вглядывался в страницу. На полу валялись сброшенные с ларя шкуры и личины – будто кожурины поверженных святым Никитой бесов-обольстителей. |