Онлайн книга «Знамение змиево»
|
Накануне праздника, вечером, Саввина дня выйдя поколоть дрова, Воята увидел, как в ворота погоста въезжает некий всадник на светло-сером коне. Шёл снег, мелкий и частый, и сквозь его сеть всадник казался призраком. Воята в изумлении опустил колун и шагнул навстречу удивительному гостю. От снега тот сам был весь бел, как и конь, и выглядел истинным гостем с того света. Даже потянуло перекреститься, но Воята сделал несколько шагов к воротам и вгляделся. Белый всадник приветливо помахал ему рукой: – Помогай Бог! Голос показался знакомым, и Воята пошёл навстречу. – Бывай здоров… Миколка! Да это ты! – Признал дружка! – Чего ты здесь? – А на Никольщины к родне. Не одному же на святой праздник мне куковать, а тут и брат Савва, и сестра Варвара – я ж говорил тебе. Запамятовал? Может, и говорил, но в тот вечер, что Воята провёл в гостях у Миколки, сразу после встречи с ведунцом, он не очень вслушивался в разговор хозяина, пока речь не зашла о Страхоте. – А чей конь такой добрый? В Миколкином хозяйстве Воята из живности не приметил ничего крупнее козы. – В Мурашах мне Семята одолжил. Не то волки съедят по дороге! – хмыкнул Миколка. – Я к тебе ещё загляну! Для тебя подарочек имеется. Он помахал рукой и направился к дальним избам, где жил старик Савва – раньше Воята не знал, что он Миколкин брат. Подарочек? Воята недоверчиво хмыкнул. Что Миколка может ему подарить? Кулёк грибов сушёных? Услышав о госте, баба Параскева засуетилась, выбирая, чего подать на стол из приготовленного на завтра. Миколка объявился, когда совсем стемнело; его уже кормили и поили у родни, но баба Параскева тоже усадила его за стол, и отказываться он не стал. Воята тем временем рассказал ему о Псалтири: как он её добыл и что в ней нашёл. Умолчал только о своей встрече с отцом Ефросином и о том унынии, в которое эта беседа его было повергла. И сам подумал: почему я не хочу об этом рассказывать? Потому что опять… надеюсь найти путь, в котором у старца в келлии было разуверился? Покончив с угощением, Миколка вынул из-за пазухи лоскут, в который что-то было завязано. Вид у него при этом был самый важный и загадочный. – Вот что прислали тебе… с благословением. – Это от кого? – Воята хотел взять лоскут, но Миколка не дал. – Чем-то угодил ты матушке нашей Агнии. Она хоть ко всем ласкова, а для тебя сама списала некое чудо… – Списала чудо? – Из жития, сказала, святого мученика Никиты. – Никиты? – Воята снова вспомнил беседу с отцом Ефросином и Никитину молитву, которую тот заставил его заучить. – Сказала, для тебя важное, для дела, о коем ты спрашивал. Сказала, ты поймёшь. Давай, читай. Неосведомлённый о сути дела, Миколка сам изнывал от любопытства. Воята развязал чистый льняной лоскут – от него едва уловимо веяло ладаном, в памяти запели женские голоса, – и увидел бересту шириной в две ладони, свёрнутую в трубку. Послание оказалось довольно длинным, и сердце сильно застучало от волнения. Мать Агния не просто так пообещала подумать над его делом – есть ли у бесов душа и можно ли их крестить. Подтвердит её послание речи отца Ефросина или наоборот? Разложив бересту на столе, Воята вгляделся в ровный строй красивых, умело процарапанных костяным или бронзовым писалом букв. Он не удивился, что мать Агния обучена не только чтению, но и письму: девочку, которая в семь лет знала Псалтирь наизусть, её родичи-бояре должны были обучить как можно лучше. Сам Воята не сумел бы так ровно выписать столько слов. Некоторые были под титлами – видимо, как в житии, с которого мать Агния списывала. |