Книга Вдова на выданье, страница 120 – Даниэль Брэйн

Парашка меня оберегала от неразумностей, ее ужимки имели смысл, что стоило к ним прислушаться, а не яриться, что старуха сует нос в мои дела. Я отдала Леониде старое, вышедшее из моды платье и целый день наблюдала, как вредная девка натягивает рукава, подтаскивает вырез выше и пытается одернуть юбку, чтобы наряд не походил на холуйский. Она отказалась выходить в зал, и я зло велела ей встать к лохани и мыть посуду, а вечером передала с Парашкой нитки с иголкой и серый отрез.

Неизвестно, как Леонида за непроглядную ночь со всем справилась, но наутро она пришла в закрытом платье, с криво надставленной юбкой, с красными от недосыпа глазами. Я получила ведро помоев, суть немые укоры королевы в изгнании, и мстительно указывала Леониде на дверь зала каждый раз, когда появлялись дамы. В основном это были купчихи с навьюченной по самые уши прислугой, пару раз заглянули рафинированные дворянки, посмотрели на цены и разочарованно ушли.

Сила, которому я довольно обидно — и опять спасибо Обрыдлову, удружил! — отказала, не был в претензии и с успехом меня заменял. Я же, как и обещала Агафье, гуляла с детьми, а Агафья, как я советовала, выгуливала Авдотью. Макару она не доверила даже такое простое дело, как пестовать собственную жену.

О, это был сущий кошмар, я ошибалась в своей первоначальной оценке. Характер у девчонки был мерзейший, свекровь свою она доводила капризами, истериками и слезами. Старухе я сочувствовала от души, куда ей было деваться.

Но Агафья уперлась рогом, вернуть невестку к жизни она хотела во что бы то ни стало, мои дети оказались стимулом не столько для Авдотьи, сколько для ее свекрови, и она пасла девчонку, как упрямую ослицу. Сказано гулять — значит гулять, сказано есть — значит есть, и наплевать, что ты не хочешь или невкусно. Авдотья не притворялась, в самом деле она была больна, но, как это часто бывает, болезнь превратила ее в существо, при долгом общении невыносимое. Я не выдерживала, сбегала, Агафья стойко сносила все.

Недели через две дрессуры Авдотья стала заметно спокойнее. Я ничего не сказала, не то чтобы верила в сглаз, но знала, что может случиться рецидив, и тогда у Агафьи опустятся руки. Пока же обеим на пользу шли и прогулки, и общение с моими детьми, и я предоставила всему идти своим чередом.

Макара Ермолина я ни разу не видела, и это было хорошо.

В обеденное время заглядывали заморить червячка приказчики, и я «изобрела» бизнес-ланч. Мне так казалось, а Мирон, посмеиваясь, поведал, что испокон веков в суп холопам кидали все, что не доели вчера за барским столом. Я сидела, подперев голову рукой, и тосковала, а Мирон учил Леониду сервировать и восхищался ее понятливостью.

Леонида старалась, с посетительницами была тактична, возможно, сказывался прежний опыт в лавках, но в ресторане ей приходилось нелегко. Прислуживать кому-то перед теми, кого она знает, в частности передо мной, ей было унизительно, а я не делала ей поблажек. Так, иногда, когда требовалось что-то узнать.

Я подала купчихе Рогоносцевой чай с трубочками, вернулась в кухню и остановилась рядом со столом, где Леонида в лохани чистила столовые приборы. Мирон и поварята крутились в другом конце кухни, подслушать нас никто не мог.

— Почему ты пришла ко мне, а не к Ларисе? — спросила я, опершись на край стола. — Домна ведь ее отчего-то не тронула. А Лариса, это она выставила тебя за порог.