Книга Вдова на выданье, страница 38 – Даниэль Брэйн

Она практически испарилась, а я умиротворенно рассмеялась и потрепала детей по головам:

— Ну, рассказывайте, как вам новая комната?

Вчера я заглядывала сюда и не оценила, но Прасковья, умница, все рассчитала верно. Не самое большое помещение, это правда, но есть окно, и из него даже не дует, а почему? А потому что пока меня носило по всему городу, Парашка подоткнула ветошь в щели. Есть кровать, а прочее мы перенесем из подвала. На пол хорошо бы положить какой-то ковер, если найдем.

Грубые, старые игрушки и детские вещи уже валялись повсюду — вероятно, Парашка их притащила в первую очередь, чтобы уже никому не вступило в голову нас отсюда выселить. Я почему-то подумала, что она сперва привела сюда детей и побросала их вещи, а после уже принялась бродить за Ларисой по принципу «лучше просить прощения, чем дозволения». Я прикинула — в комнате примерно двенадцать метров, маловато для четверых, но это не каморка, как была. На теплое время года вариант, наверное, оптимальный.

И Парашке найти бы кровать, что она мучается на сундуке, в ее-то возрасте.

Я не сказала бы, что дети были голодными. Они возились, играли со своей деревянной куклой-болванкой и парой выцветших кубиков непонятно какого цвета, я стащила с кровати пыльное покрывало и кинула его на пол. Убраться не помешает, но я дождусь Парашку, выспрошу у нее про драгоценности и пойду тряси Ларису. Очень странно, что Олимпиада, зная, что у нее долги, что у нее двое детей, да и вообще зная, что ей как-то нужно существовать, отдала все ценное золовке. Да, она была полностью не приспособлена к самостоятельной жизни, но она же не умственно отсталая, в конце концов, чтобы хоть раз не взбрыкнуть и не спросить, почему золовка не продаст украшения и не купит хотя бы дров и еды малышам.

Или я слишком хорошо думаю о той, которая оставила мне в наследство лучшее, что только может быть — двоих детей?

Или наоборот, Липочка очень умело прикидывалась дурехой, и драгоценности надежно припрятаны от ушлых кредиторов. Правда, так вышло, что теперь их не выцепить никому, по доброй воле Лариса их не отдаст, но подобру я ее просить и не собираюсь. Клавдия, кстати, тоже уже покойная, говорила тому же Обрыдлову, что украшения пропали — но, опять же, это могла быть часть семейного плана по облапошиванию всех вокруг.

Парашка все не шла, меня это уже начинало злить, и, чтобы не пугать своим перекошенным лицом детей — досталось им от меня уже за эти два дня! — я тепло и счастливо улыбалась малышам и думала, что сделаю, как только получу назад хоть что-то из своих драгоценностей. Куплю детям новую одежду, потому что из своей они уже выросли, хотя бы пару новых игрушек и кроватки, пусть мне и нравится спать вместе с ними, но тесно. И съезжу посмотрю, что за ряды оставил своему сыну мой недотепа-муж.

Несмотря на подсвечник в моей руке и оплеуху, моя золовка все еще рассчитывает поставить меня на место. Если она не присмиреет, надо будет отсюда съезжать.

Давным-давно, задолго до той эпохи, в которой я оказалась, я бы считалась «матерой вдовой» — матерью сына-наследника. Что того наследства, конечно, кроме долгов…

— Наташа, иди я тебе косу заплету, — позвала я, и дочь с готовностью подбежала и уселась мне на колени.

Женечка тоже бросил кубики и подлез мне под руку. Я пропустила через пальцы волшебные детские локоны, млея и сходя ума от нежности и улыбаясь от сердца. Дверь открылась, и на пороге возникла Парашка.