Книга Вдова на выданье, страница 46 – Даниэль Брэйн

Ларису заметно трясло от злости. Она сидела, разглядывая щели на полу или считая дыры на ковре, но по ее побелевшим костяшкам, по сжатым в тонкую полоску бледным губам я понимала, что она не бросается на меня с оплеухами лишь потому, что я ей наглядно объяснила: я сильнее. В самом что ни на есть физическом смысле.

— Что ты от меня хочешь услышать, окаянная твоя душа? — наконец проговорила она, ломая собственные кисти так, что я даже испугалась — переусердствует. — Никто об этом не знает. И я никому не скажу. И Агафья Самсоновна ничего не знает. Думает, что то денежный интерес.

Лариса подняла голову, я встретилась с ней взглядом и приложила все усилия, чтобы лицо мое осталось бесстрастным. Денежный интерес звучал издевкой что касательно меня, что касательно Ермолина. Ничего не утаить в таком тесном кругу, все о нашем плачевном состоянии знают, разве что брак двух нищих устраивал обе стороны, а значит, и все купеческое достопочтенное общество.

— Я не скажу! — нервно взвизгнула Лариса. — Во имя Всемогущей! Были бы у меня эти проклятые драгоценности, я бы в лицо тебе их швырнула, только чтобы ты убралась отсюда!

— Что ты не скажешь, сестрица?

— Что ты в Ермолина влюблена! Девка… паршивая! — выплюнула она в сторону, бледнея еще сильнее и кривясь от отвращения. — Как тебя, сластолюбицу, братец подле себя терпел!

Похоже, что это причина, по которой купец не церемонился со своей юной супругой. Бил, но любил, откупался драгоценностями, снова бил, опять откупался, а глупая Липочка еще дразнила его, флиртовала напропалую, вместо того чтобы заниматься детьми. Но Прасковья ни словом не намекнула, что подоплекой моих страданий была ревность со стороны мужа, а если кто и знал о запретной страсти своей хозяйки, то она.

Лариса утирала злые слезы, я улыбнулась и легонько провела пальцем по ее виску. Она шарахнулась так, будто я ударила ее еще раз, причем сильнее, чем прежде.

— Врешь, сестрица, — покачала я головой и убрала руку. — Все врешь, и про денежный интерес, и про мои к купцу чувства…

Лариса дернула плечом, скакнула от меня в сторону, не вставая с кровати, а затем поднялась, по широкой дуге обошла сундучок, подошла к бюро, взяла зеркальце и принялась прихорашиваться, не обращая уже никакого внимания, что я торчу у нее за спиной.

— Ты просила устроить брак с Ермолиным, Липа, — твердо повторила Лариса. — Твоя воля, даже полгода траура не выждала. Я тебя сватала по праву родни твоей. Жене его уже недолго осталось, только ты, — она обернулась, и я успела заметить в ее руке крошечные острые ножницы и быстро отпрыгнула, — ты все испортила.

Накинется или поостережется?

— Агафья Самсоновна тебя в доме примет, баба ты добрая, рожавая, — раздувала капюшон, как кобра, Лариса, вместо ядовитых зубов выставив ножницы перед собой. — Только нужна ты им без… детей, — вовремя поправилась она. Да-да, ножницы тебя не спасут, дорогая. — Нарожаешь новых. Не была бы плодовита, с рук тебя уже не сбыть.

— А деньги?

— Ты нищая! — Лариса, размахнувшись, бросила ножницы на бюро. Не сказать, чтобы мне полегчало, я предпочла бы полную ясность в ее словах, и стой она хоть со связкой гранат. — Я твоей утробой тебя просватала! На что ты еще годна? Ермолиным — дети, тебе — дом да горячий хлеб! Ни слова я не сказала Агафье Самсоновне про твою страсть, поди с глаз моих прочь, видеть тебя, развратницу, гадко!