Книга Соль и слезы сирены, страница 73 – Эбби-Линн Норр

– Ты очень прямолинейна, – заметил он тихо, а на лице его отразилось удивление. – Все твои сородичи такие?

– Нет, – машинально ответила я и тут же рассмеялась. – И да.

Он издал странный горловой звук. Я не разобралась, выражал он озабоченность или смеялся. Но очень хотела понять.

– Конечно, мы живем долго, это само собой разумеется. И когда привязываемся к тому, кто уходит раньше, испытываем печаль. Я и к своим домашним питомцам так отношусь. Мы любим их как членов семьи, и, уходя, они разбивают нам сердце. Что животные, что люди. Не знаю, понимаешь ли ты меня…

– Понимаю, – отозвалась я. – И знаю, как болит разбитое сердце.

Взгляд его задержался на моем лице, и установилось хрупкое взаимопонимание. Мы оба прежде любили, но потеряли тех, кому дарили это чувство. Это только одно переживание, накрепко связавшее меня с Йозефом.

Йозеф повел меня вверх по лестнице, через широкий каменный вестибюль, стены которого были украшены зеркалами, бра и старинным на вид ковром. Потом мы прошли в двустворчатые двери. От вида библиотеки, в которую мы вошли, у меня перехватило дыхание, несмотря на то что она была полна темных теней.

Джозеф щелкнул выключателем, и множество настенных ламп, похожих на керосиновые, которые я знал в детстве, залили помещение теплым янтарным светом; только они были электрическими. Мягкий свет освещал, казалось, бесконечные книжные полки, бесчисленные корешки всех цветов. Деревянная лесенка вела еще на два уровня книжных шкафов, и на каждом уровне стояли письменные столы с лампами под зелеными абажурами.

Центр помещения занимали несколько удобных на вид диванов, на которых могли бы рассесться две дюжины человек. На журнальных столиках перед ними аккуратными стопками громоздились журналы, газеты и еще какие-то красочные издания. У дальней стены высился камин, в данный момент не растопленный, его облицованный камнем дымоход обвивало изваяние осьминога, выкованное из черного железа.

Книги, мебель и освещение – это было прекрасно, но произведения искусства словно придавали пространству библиотеки четвертое измерение. Мне захотелось остаться там навсегда, читать и восхищаться атмосферой.

При виде трех цветных рисунков в рамках, развешанных рядком на деревянной панели между книжными шкафами, я остановилась. На первом, выполненном желтыми чернилами, куда-то плыла причудливая тропическая рыба. На втором, красными чернилами, был изображен морской конек, а на последнем синий кальмар изящно изгибал свои щупальца. На каждом рисунке виднелись надписи, сделанные мелким почерком, – все части тела животных перечислялись на латыни и английском. Я не великий знаток живописи или графики, но могла сказать, что это не гравюры и сделаны они любящей рукой.

– А кто автор? – спросила я, тщетно пытаясь найти подпись на самих работах или табличку с именем рядом, на стене.

– Я, – отозвался Йозеф, стоявший сзади. – Я нарисовал их в пансионе, когда мне было четырнадцать или пятнадцать.

Я оторвала взгляд от рисунков и изумленно уставилась на него.

– Таким юным?

Он улыбнулся.

– Я всегда, сколько себя помню, любил океан и все с ним связанное. В старых школьных тетрадках у меня спрятано много подобных рисунков. Но эти больше всего понравились Габриэле, и она решила оформить их, сделать мне подарок.