Книга Соль и слезы сирены, страница 75 – Эбби-Линн Норр

Йозеф на секунду смолк перед рисунком морской звезды и внезапно взглянул на меня с тревогой.

– Я тебя не утомил?

– Ты не можешь утомить, – быстро ответила я. И я никогда не говорила искреннее.

Одна рука Йозефа была поднята и покоилась на стене рядом с рисунком. Мы оба смотрели вверх, пока он говорил, но внезапно, когда он опустил глаза, я поняла, как близко мы стоим. Какое-то мгновение мы, затаив дыхание, просто смотрели друг на друга, и Йозеф медленно моргнул. Его веки опустились и снова поднялись, и выражение лица изменилось по крайней мере дважды. Глаза его потемнели, мысли, как мне показалось, стали беспорядочными. Потом его взгляд сфокусировался на моих губах.

Я надеялась, что ему не слышно, как бешено колотится мое сердце. И прислушивалась, стараясь уловить, как стучит его, но напрасно. Лишь потом я поняла, что все слышала, просто его сердце билось в унисон с моим.

Внезапно он отвел взгляд и опустил руку.

– Боюсь, я слишком погружен в себя, – сказал он, заливаясь румянцем. – Поверь, у меня нет привычки бесконечно рассказывать о себе и своей учебе. Просто у меня нечасто бывает такая заинтересованная аудитория.

Стук в дверь заставил нас обернуться, и в комнату торопливо вошла Габриэла с подносом в руках. Комнату наполнил аппетитный аромат горячего хлеба. В животе у меня громко заурчало, и я поняла, что ужасно проголодалась. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз пробовала выпечку. Внезапно мне захотелось снова поесть хлеба с джемом и запить его горячим чаем с молоком, как в Лондоне, в детстве, и в Гданьске, гораздо позже.

– Немного эрл грея, – сообщила Габриэла со своим очаровательным акцентом, ставя поднос на самый большой кофейный столик в центре библиотеки и расставляя фарфоровые тарелки. – И свежеиспеченные булочки со взбитыми сливками и клубничным джемом. Это рецепт моей мамы.

Она продолжала болтать, а мы с Йозефом подошли к диванам и сели друг напротив друга.

– Ты просто чудо, – сказал Йозеф Габриэле, отчего она покраснела до корней своих седеющих волос, и поцеловал ей руку. Пожилая дама присела в изящном реверансе, улыбнувшись мне, но внимание ее при этом оставалось приковано к Йозефу. Она обожала его, и это было очевидно. Пятясь, Габриэла вышла из комнаты и закрыла за собой двери, дав нам возможность насладиться поглощением булочек и чая.

Мы почти не говорили во время еды, пока Йозеф не взглянул на меня сконфуженным взглядом, слизывая каплю сливок с уголка рта.

– Только сейчас понял, как сильно проголодался.

– Я тоже, – пробормотала я с набитым ртом. Не знаю, какими еще талантами обладала Габриэла, но булочки она пекла мастерски.

Когда тарелки опустели, я задала Йозефу вопрос, терзавший меня с момента, когда мы впервые встретились в океане.

– Я несколько раз в жизни встречала атлантов, – заговорила я, – но ни один не походил на тебя.

– Нет? – он откинулся на спинку дивана и поставил чашку с блюдцем себе на колено. – А как они выглядели?

– Жалкие создания, изможденные, больные, зараженные разными паразитами.

На лице Йозефа отразилось понимание.

– Уверяю тебя, атланты моего круга разительно отличаются от тех, что ты встречала на глубине. – Глаза его погрустнели. – Бродяги боятся меня, – вздохнул он, – хотя я пытался поговорить с ними в тех редких случаях, когда встречал, занимаясь исследованиями. Они меня избегают.