Книга Соль и тайны морской бездны, страница 2 – Эбби-Линн Норр

– Я знаю, куда идти. Спасибо.

Йозеф обошел Хеллера и оставил на лестнице с этим его выражением отвращения на лице. Пока что оказанный прием и близко не предвещал, что визит завершится чем-то хорошим. Должно быть, Клавдиус не раз поминал Йозефа тихим словом, раз Хеллер ведет себя подобным образом.

С внезапно возникшим чувством отчуждения Йозеф шел по большому особняку в направлении отцовских покоев. В его детстве Клавдиус был замечательным отцом. Твердой, но любящей родительской рукой вел юного Йозефа по жизни, обуздав собственное желание привлечь его к участию в инвестиционных мероприятиях и заразить своей одержимостью найти развалины города, из которого вел происхождение их народ. Вместо этого Клавдиус позволил сыну следовать за страстью сердца по заранее выбранному пути океанолога.

Так было до тех пор, пока страсть сердца Йозефа не обрела форму прекрасной сирены по имени Бел.

Он остановился возле двери отцовской спальни и постарался выровнять дыхание. Толкнул дверь и молча прошествовал по толстому ковру к кровати с балдахином.

Клавдиус спал, и это было хорошо, поскольку Йозефу скорее удалось бы остановить морской прилив, чем скрыть потрясение, которое он испытал при виде отца. Как же бедняга постарел с момента их последней встречи!

У Клавдия почти не осталось волос. Розовая кожа, обтягивающая череп и кости лица, казалось, истончилась до предела. Щеки и лоб усеивали старческие пятна, а покоящиеся на красном одеяле руки были костлявы и начали скрючиваться от артрита. Лежал он чуть отвернувшись к стене, словно не желая видеть случайных посетителей.

Глаза Йозефа увлажнились, он зажал ладонью рот, чтобы заглушить прерывистое дыхание. Грудь сдавило, и откуда-то из глубины, словно пузырь из болотной топи, поднялась скорбь. Он зажал себе нос, чтобы подавить рыдание. Из его груди вырвался звук, похожий на сдавленный кашель, и по щекам Йозефа хлынули слезы.

От этого звука глаза Клавдия приоткрылись. Он медленно повернул голову, словно она вращалась на ржавой оси, отчаянно нуждающейся в смазке. Его когда-то яркие глаза теперь стали водянистыми, белки пожелтели. Но то, что Йозеф увидел в них, нанесло ему еще один сокрушительный болезненный удар.

Отцовские глаза переполняла любовь.

– Сынок. – Голос был надтреснутым от старости. Клавдиус поднял руку, чтобы дотронуться до Йозефа.

Тот опустился на колени возле кровати и взял отцовскую руку в свою. Он ощутил, какими хрупкими стали у отца кости, и снова всхлипнул. Клавдиус всегда был могучим, широкоплечим и способным на многое. Держался прямо, выпятив грудь, а в его глазах горел огонь честолюбия. Йозеф с трудом узнавал отца в изможденной фигуре под одеялом. Он прижался лбом к тыльной стороне исхудавшей ладони.

Клавдиус успокаивающе произнес «ш-ш-ш» и положил другую ладонь на кудри сына.

– Ты дома, – произнес, словно выдохнул, он. – Я могу умереть счастливым человеком.

Чувство вины поглотило Йозефа, он задрожал и почувствовал себя слабым. Поднял глаза на отца и понял, что не в силах хоть что-то сказать из-за застрявшего в горле кома. Зря он провел вдали от дома столько времени. Отец совершил то, чему нет прощения, но каким-то образом в итоге в сердце Йозефа одно только прощение и осталось. Ненавидеть всесильно Клавдиуса на расстоянии было легко, но сердце Йозефа отличалось мягкостью. Это говорили ему еще с детства. Он не мог больше злиться. Преступления были давними, причем настолько, что теперь уже ничего не значили. Отец действительно умирал. Теперь Йозеф осознавал это предельно ясно, а не как тогда, в своем бывшем кабинете в Гданьске, когда разбирал написанные от руки строки письма Хеллера.