Книга Рожденная водой, страница 168 – Эбби-Линн Норр

Сибеллен ко всей этой суете безразлична, и обустройство нового жилища ей не в радость. Я спросила, хочет ли она поскорее переехать в особняк, а она пожала плечами и сказала, что не видит особой разницы, просто в нем больше комнат, поэтому нам придется целыми днями бегать за мальчишками по всему дому. Мы с невесткой вновь пришли к согласию, что порадовало меня.

Осенью Матеушу предстоит отправиться в длительный рейс – мой сын проведет месяцы на мостике «Сибеллен». Сезон неблагоприятен для плавания за три моря, но выбирать не приходится, ведь заказ поступил от государства. Всякий раз, по мере того как близится час отъезда Матеуша, безмятежность Сибеллен сменяется волнением, а затем и тревогой. Порой я невольно представляю себе их брак как некие весы: в состоянии покоя их чаши находятся в идеальном равновесии.

4 марта 1866 г.

Я не бралась за сей дневник два года и, не будь я так занята с раннего утра и до вечерней молитвы, мучилась бы от стыда за столь пренебрежительное к нему отношение. Но такова жизнь. И пишу я лишь потому, что Матеуш снова в рейсе, а я едва владею собой, надоедая Господу всякий раз, когда сын мой находится в море в такую погоду. Я могу лишь надеяться, что беда обойдет его стороной, ведь море треплет ужасная буря. В такие ночи я порой думаю, как было бы славно, если бы наша семья жила где-нибудь подальше от бездонной холодной пучины и занималась, скажем, выращиванием хмеля.

В нашем прекрасном новом доме, где почти каждая комната отапливается камином или горячей керамической печью, мы как у Христа за пазухой, но как же здесь пусто, когда рядом нет Матеуша! Сибеллен почти невыносима в своей тоске, и мальчики (особенно Эмун-младший) невольно перенимают ее состояние, и черная меланхолия овладевает даже слугами.

В это время года морские путешествия особенно опасны. Давняя история, когда Матеуш, увлекшийся приведением в порядок нашего нового дома, отправил вместо себя в плавание одного славного малого, кажется нам теперь жестокой насмешкой, ведь его снова нет рядом с нами. Я бы с удовольствием обменяла этот роскошный особняк, полный мебели и предметов искусства, привезенных из-за границы, на согласие дорогого Матеуша не покидать нас в такие дни.

Я пишу эти строки в наших с Эмуном апартаментах, а ветки бьются о стены дома среди непроглядной тьмы под шум проливного дождя. Сибеллен сидит в своей гостиной, в камине тихо потрескивает огонь, а мальчики играют на ковре у нее в ногах. Чаще всего она устраивается у окна и смотрит на море, хотя я решительно не понимаю, что можно разглядеть в такую ночь.

Эмун храпит, заснув в кресле перед камином, на груди у него лежит перевернутая книга, а очки съехали на кончик носа. И я никак не могу решить, разбудить ли мне его, чтобы рассказать о странном разговоре, состоявшемся у меня с Сибеллен пару часов назад.

Я пошла проведать невестку, потому что не видела ни ее, ни мальчиков уже несколько часов, а шторм продолжал усиливаться. Я знала, что она будет волноваться за Матеуша, и не ошиблась. Когда я вошла в ее гостиную, Сибеллен сидела в кресле у расположенного в эркере окна, поджав под себя ноги (до чего странная поза – конечно же, благовоспитанных леди, даже таких бедных, как я, учат сидеть совсем не так).

Мои внуки, которым сейчас по три с половиной года, играли с деревянными кубиками вместе со своей нянькой Каролиной (которая появилась у нас совсем недавно и, признаться, вряд ли стоит затрачиваемых на нее средств).