Книга Рожденная эфиром, страница 31 – Эбби-Линн Норр

– Акуна ханта, – прошептал он. Его брови были приподняты, глаза ярко горели. Это был не вопрос. В его лице читалась уверенность. Он знал, кто я такая.

Меня тряхнуло. Я втянула в себя воздух и быстро огляделась. То, что происходило на лестничной площадке, никого не интересовало: посетители выставки увлеченно болтали между собой и не обращали на нас никакого внимания.

– Откуда вы знаете, кто я? – последовал мой вопрос.

– Простите меня, я подслушал ваш разговор с госпожой Окиной. Вы ищете вакидзаси? Тот, что в красивых синих ножнах? – спросил он, подходя еще ближе.

– Да. – Мое сердце стучало, как копыта испуганной лошади. Тревожные звоночки раздавались у меня в голове так громко, что я едва могла думать. Как этот старик распознал мою истинную сущность? Инстинкт самосохранения призывал меня бежать, но моя миссия, нет, мое страстное желание обрести свободу побуждало схватиться обеими руками за призрачную возможность что-то узнать. – А вам что-то о нем известно?

Седобородый огляделся – его глаза метались по комнате, будто мы собирались произвести незаконный обмен контрабандой, – сунул руку в карман штанов и вытащил скомканный чек. Достал из нагрудного кармана ручку и что-то написал на его обратной стороне. Именно тогда я заметила, что у старика недостает фаланги на правом мизинце.

– Пожалуйста, приходите. Сегодня вечером. Приходите одна. Я живу по этому адресу, и там мы сможем спокойно поговорить. – Седобородый вложил мне в руку скомканную бумажку, ручку запихнул обратно в карман и коротко поклонился. – Мне нужно помочь вам.

– Кто вы такой? – спросила я, затаив дыхание. В этот момент по лестнице начал подниматься сотрудник музея, мужчина. Он хмуро посмотрел на нас. Вероятно, со стороны могло показаться, что старый уборщик пристает к девчонке-подростку.

Седобородый указал пальцем на бумажку в моих руках.

– Меня зовут Инаба^[22]. Не откажите мне, приходите сегодня вечером на ужин. – Он отвернулся, бросив украдкой взгляд на сотрудника музея, и исчез за дверью с надписью «Только для персонала».

Я вышла на улицу и развернула помятый чек. На нем был написан самый обычный адрес и ничего больше. Я выдохнула. Мне нужно помочь вам. Какой странный выбор слов. Почему ему это нужно? И почему в музее небезопасно разговаривать?

По мере приближения нашей с Тоши свадьбы мама проводила со мной все больше времени. Она обучила меня искусству домашней чайной церемонии и объяснила, как вести домашнее хозяйство: когда стоит отправляться за мясом, чтобы достались лучшие куски, как разговаривать с портным, чтобы он не испортил шитье и все хорошо сидело на мне и на муже, как правильно выбирать ткани для каждого вида одежды. И еще она рассказала, что ожидает меня и моего мужа брачной ночью. Все ее объяснения заставляли меня нервничать, а туманное мамино описание того, как делают детей, вогнало меня в краску и встревожило. Я всерьез сомневалась, что сумею проделать все то, с чем отлично справляются лошади и собаки, пусть даже и на брачном ложе с Тоши. Мама, мило зардевшись, заверила меня, что иногда этот процесс доставляет настоящее удовольствие.

Однажды, возвращаясь от портного после примерки моего свадебного кимоно, мы с мамой увидели Тоши и его отца – они шли в противоположном направлении. Тоши нес на спине объемистую корзину, которая издавала металлический звон при каждом его шаге. Мы поприветствовали друг друга почтительными кивками и продолжили свой путь. Но краем глаза я успела заметить, как лицо Тоши озарила широкая улыбка, и в ответ улыбнулась ему.