Книга Военный инженер Ермака. Книга 4, страница 37 – Михаил Воронцов

— Бабушка, — я сел напротив неё. — Послушай меня, бабушка.

Она не реагировала. Тогда я начал выть вместе с ней — сначала тихо, потом громче. Потом начал менять тон, превращая вой в напев. Женщина замолчала, прислушиваясь. Я замолчал, и она тоже молчала.

Савва принёс бубен из саней Айне. Я начал тихонько бить в него, задавая ритм. Женщина закачалась в такт. Айне подсела к ней, взяла за руки, начала растирать ладони, что-то приговаривая на своём языке.

Через час старуха заплакала — тихо, по-человечески. Это были уже не безумные рыдания, а обычные слёзы. Мы напоили её чаем, укутали в меха.

Особо буйных нескольких человек пришлось связать. Но и с ними мы не оставляли попыток. Казак Прохор сидел возле связанного мужчины и рассказывал ему о своей деревне под Вологдой:

— … А по весне как разольётся наша речка! Рыбы столько, что руками ловить можно. Карась, щука, окунь. Мы с батей сети ставили…

Мужчина постепенно переставал дёргаться, начинал прислушиваться. Когда он успокаивался, мы развязывали ему руки, давали чай, кормили.

Работа заняла несколько часов. К вечеру мы разместили всех членов рода по отдельности. Некоторые уже начали приходить в себя — сначала появлялось удивление в глазах, потом стыд и страх.

— Савва, пусть твои люди разведут костры в каждой юрте. И отвар, много горячего отвара! Пусть Айне достает все из своих запасов!

— А если они не станут пить?

— Заставим. Айне, у вас есть можжевельник?

Шаманка кивнула и побежала к своим саням. Мы разожгли костер, и вскоре едкий, но успокаивающий дым можжевельника поплыл по стойбищу.

Молодая женщина, которую мы нашли полуголой на снегу, очнулась первой. Она заплакала, увидев Айне, и что-то быстро заговорила на своём языке.

— Говорит, не помнит ничего, — перевела шаманка. — Последнее — как дети начали кричать и биться. Потом тьма.

Вождь Мункачи пришёл быстро. Старик долго сидел молча, потом поблагодарил меня поклоном. Его руки дрожали, когда он пил отвар.

— Три дня это длилось, — сказал он через Айне. — Началось с молодых охотников. Они вернулись с промысла и начали дёргаться. Потом это перешло на женщин, детей. Я думал, справлюсь, но…

Ночь выдалась тревожной. Некоторые больные снова впадали в припадки, приходилось их успокаивать, давать чай, жечь можжевельник. Я не спал, обходил чумы, проверяя состояние людей.

Снова начала биться молодая женщина. Казаки уже знали, что делать — держали осторожно, говорили спокойно, вливали отвар. Митька даже песню запел — нескладную, но от души.

Около полуночи раздался волчий вой. Сначала один голос, потом к нему присоединились другие. Стая была близко, может быть, в полуверсте от стойбища. Собаки заволновались, начали лаять.

— Волки чуют слабость, — сказала Айне, подойдя ко мне. — Когда все началось, собаки племени разбежались. Некому было их кормить. Волки знают, что мы беззащитны.

— Были беззащитны, — поправил я, проверяя заряд пистолета. — Поставь казаков по периметру, Савва. Пусть поддерживают костры.

Всю ночь волки кружили вокруг стойбища, но не решались напасть. Огни костров и покрикивание казаков держали их на расстоянии. К утру вой стих — хищники ушли.

С рассветом я обошёл чумы. Картина была обнадёживающей — большинство остяков пришли в себя. Они были слабы, измучены, но безумие отступило. Некоторые не помнили ничего из последних дней, другие рассказывали об ужасных видениях.