Книга Десять ли персиковых цветков, страница 216 – Тан Ци

Сусу, мать Колобочка? Смертная, шагнувшая с помоста для наказания бессмертных? Это всегда была я – глупая и бесполезная высшая богиня. А я еще недоумевала: как это мое испытание прошло так гладко? Ведь я всего лишь сразилась с Цин Цаном, проспала двести двенадцать лет и проснулась уже высшей богиней. Триста лет назад, очнувшись в Лисьей пещере, я с открытым ртом наблюдала, как серебряное сияние моего изначального духа переходит в ослепительное золото. Я еще подумала тогда: как добры Небеса, как милосердно они со мной обошлись!

Я и не знала, что бой с Цин Цаном был лишь началом настоящего испытания, ниспосланного для моего становления высшей богиней, – испытания любовью. Я поплатилась не только сердцем, но и глазами. Если бы не печать Цин Цана, я, бросившись с помоста для наказания бессмертных, поплатилась бы еще и всем своим совершенствованием.

Небеса хорошо знали свое дело. Милосердные… Засунули бы они такое милосердие куда подальше.

Я наконец поняла, почему в Цинцю Е Хуа все время будто хотел мне что-то сказать, но останавливал себя в последний момент. Поняла, что тогда ночью на постоялом дворе в мире смертных значило его тихое «Ты совсем забыла о прошлом. Иногда я надеюсь, что ты все вспомнишь, но одновременно надеюсь, что этого никогда не случится». Засыпая, я подумала, что мне послышалось. Нет, не послышалось. Теперь все встало на свои места. Е Хуа обвинил меня несправедливо, он виноват передо мной.

Он, возможно, никогда не поймет, почему я нарекла нашего сына А-Ли, никогда не поймет, почему я шагнула с помоста для наказания бессмертных.

Прошлое неслось перед глазами непрерывным потоком. Спустя три столетия боль тех трех лет ощущалась так живо, словно это случилось только вчера. Он был вынужден? У него имелись на то свои причины? Только таким чудовищным способом он мог защитить беспомощную смертную? Сейчас у меня не было ни сил, ни желания об этом размышлять.

С тех пор как я проснулась, я могла думать лишь о трех годах одиноких ночей, проведенных во дворе Благоухающих цветов, где моя слабая надежда умирала в медленной агонии. Чувства тех лет погребли меня в одночасье. Сердце переполняли холод и боль. Какой жалкой я была тогда, какой измученной!

Я понимала, что в таком состоянии не смогу выйти замуж за Е Хуа в десятом месяце. И понимала, что все еще люблю его. Триста лет назад он выбил почву у меня из-под ног, спустя триста лет он сделал это вновь. Похоже, это мое возмездие за причиненное им зло. Я не могла приказать сердцу не любить Е Хуа, но воспоминания о делах трехсотлетней давности застряли в сердце, словно шип. Я не могла простить Е Хуа.

Ми Гу принес мне воду для умывания. Он долго на меня смотрел.

– Тетушка, мне принести вам еще вина?

Я провела руками по лицу. Ладони оказались мокрыми.

Ми Гу и впрямь принес еще вина. Накануне я уже выпила восемь кувшинов и полагала, что на этом запасы его исчерпаны. Видимо, он припрятал под соломенным навесом куда больше вина, чем я думала, раз нашлось еще шесть кувшинов. Я пила, пьянела и засыпала. Просыпалась и снова пила, пьянела и засыпала. Так пролетело четыре дня. Когда я проснулась вечером пятого дня, подле меня, нахмурившись, сидел Ми Гу.

– Вам следует поберечь себя, тетушка. Вы выпили все вино из моих запасов…