Книга Десять ли персиковых цветков, страница 214 – Тан Ци

Я почувствовала, как сдавило грудь, и молча провела рукой по вееру. Су Цзинь нежно улыбнулась.

– Видимо, если любовь к кому-то течет в жилах, даже вода Забвения не способна вымыть ее без следа и в следующем перерождении прежнее чувство вспыхнет вновь. К слову… – Су Цзинь помедлила и неспешно продолжила: – Знаете ли вы, что принц триста лет жег лампу Сплетения душ, чтобы собрать ци Сусу?

В голове словно ударили в гонг, мир закружился перед глазами, и к горлу подкатил ком. Е Хуа… Он… Он хотел вернуть к жизни Сусу?

Шесть дней назад я сидела ночью у кровати Е Хуа. Когда я спросила, знает ли он меня, он ответил, что нет. Но затем он встретил на улице и привел в дом девушку, которую увидел впервые в жизни. Неужели он не узнал меня, потому что его любовь к Сусу всегда была сильнее, чем чувство ко мне? Или… Или… Три замка на моем сундуке с грохотом пали… Или с повязкой на глазах я немного напомнила ему покойную супругу и постепенно он перенес любовь к ней на меня?

Я пребывала в смятении, в голове все смешалось, сердце заныло. Но пусть в голове и царила сумятица, я достаточно уважала себя, чтобы не потерять лицо перед Су Цзинь. Все же я была высшей богиней. Поэтому, когда я заговорила, мой голос звучал спокойно:

– Ты неплохо разбираешься в любовных делах. Похоже, только глубокое понимание и помогло тебе снести пренебрежение Е Хуа и продержаться в статусе его «супруги» целых двести лет. Всем бы молодым богам поучиться у тебя терпению. Создание куклы – кропотливый труд, даже хорошо, что она теперь будет подле Е Хуа, мне меньше забот. Если по возвращении принц уличит тебя в обмане, я замолвлю за тебя словечко.

Улыбка застыла у Су Цзинь на губах. Помолчав, она смогла выдавить только:

– Благодарю, высшая богиня.

Я махнула рукой:

– Негоже опаздывать на чаепитие к Повелительнице Запада Сиванму.

Су Цзинь склонилась в почтительном поклоне:

– Я вас покину.

После ухода Су Цзинь я вновь взглянула на парочку. Как раз в это время кукла подливала вино Е Хуа. Налетел ветер, и несколько персиковых лепестков осыпались ему на голову. Кукла протянула бледную руку и осторожно их смахнула. Подняв взгляд на Е Хуа, она подарила ему смущенную улыбку. Е Хуа молча выпил вина. У меня вдруг разболелась голова.

Четвертый брат часто сетовал, что в моих лисьих мозгах, наверное, не все устроено как надо, потому что я, как говорится, сперва делаю, потом думаю. К счастью, отец с матушкой накопили достаточно удачи, чтобы мне не приходилось из-за этого страдать, но, к сожалению, вместо меня порой страдала честь всех белых девятихвостых лисиц нашего клана. Я тогда про себя думала, что мой братец пятнает многострадальную семейную честь куда чаще. Однако брат старше меня, и я молчала.

Сейчас же я поняла, что Четвертый брат был прав. Судя по тому, что я натворила, у меня и правда не все в порядке с головой. Взять хотя бы тот раз, когда Е Хуа впервые признался мне в чувствах. Он сказал, что любит меня. Почему же в моей дурной голове не возникло вопроса: отчего из всех небожительниц он выбрал меня? Хотя он оказался мне по сердцу и мы пришли к полному взаимопониманию, почему я и не подумала спросить его об этом?

Если он полюбил меня лишь потому, что я похожа на мать Колобочка, то какая разница между мной, Бай Цянь, и той куклой, что сейчас наливает Е Хуа вино? Я знала, что ревновать к покойной недостойно, но любовь поистине лишает достоинства. Губительное пламя, терзавшее мое сердце, не желало униматься. Я потерла виски. Кажется, пришло время переосмыслить наши с Е Хуа отношения. Я призвала благовещее облако и, с трудом различая мир подо мной, отправилась в Цинцю.