Онлайн книга «Записки у изголовья. Книга 2»
|
* * * Пусть я не знакома с Тан Ци лично, все же мне посчастливилось соприкоснуться с ней через ее книги (что, быть может, даже более личное знакомство, чем могло бы состояться при первой встрече), и могу сказать, что у нас с ней много общего: любовь к китайской мифологии, к емким описаниям природы и, разумеется, диалогам. Признаться, госпожа Тан Ци заставила поломать голову над многими отсылками к буддийским и даосским трактатам (увы, не могу не вспоминать без содрогания абзац, в котором Бай Цянь корила маленького Колобочка за то, что малыш не в силах процитировать наизусть писания, даже названия которых я бы не прочла без срочной логопедической помощи), а чего только стоят многочисленные упоминания различных китайских стихотворений, начиная от более-менее традиционных (как для каждого приличного автора китайских романов) Ли Бо, Бо Цзюйи, Оуян Сю и заканчивая неожиданно Мао Цзэдуном. Летом 2024 года мне довелось учиться в стенах Пекинского университета языка и культуры, и каждый день, спеша на утренние занятия, я проходила мимо памятника Лу Синя, вспоминая безмерно удивившую меня вставку его слов в романе о небожителях. В первой книге «Записок у изголовья» есть абзац: «Его будто злило чужое несчастье и гневила бездеятельность. Злился ли владыка звезд из-за того, что Фэнцзю пришлось испытать такие страдания или он корил себя за собственную беспомощность и невозможность сделать хоть что-то?» Кто бы мог предположить, что эти слова принадлежат Лу Синю, основоположнику современной китайской литературы? «Злило несчастье и гневила бездеятельность», – такую формулировку он использовал в 1907 году, когда описывал поэзию Байрона и его отношение к жизни в статье «О силе демонической (в данном контексте романтической) поэзии» или, как еще переводят название статьи «О демонической силе поэзии». Так Лу Синь охарактеризовал чувство бессилия поэта, который не мог помочь людям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. Часто, едва заметными мазками, сквозь текст проступает «Пионовая беседка» Тан Сяньцзу, пьеса о любви, способной убить и вернуть к жизни. В мгновения смятения чувств вдруг раздаются звуки буддийских песнопений, очищающих сердце и разум от всего наносного, обнажающие ту единственную одержимость героев, от которой они должны освободиться. Таково величие восточной эстетики. * * * Разумеется, никто не прочел бы книгу, не будь история захватывающей и в чем-то близкой каждому из нас, а герои – яркими и заставляющими сопереживать. Каждый наверняка сам для себя определит ведущую идею любой книги из серии, но для меня, пожалуй, «Десять ли персиковых цветков» – это история о прощении непростительного, а «Записки у изголовья» – о достижении недосягаемого. Можно ли простить себе и другому бессилие, неспособность защитить того, кто дороже собственной жизни? Имеет ли смысл бороться за свою мечту и любовь тогда, когда само предначертание не дает и шанса на взаимность и счастье? У героев для каждого из вопросов найдется свой ответ. * * * Несомненно, любимый персонаж Тан Ци – это Верховный владыка Дун Хуа, способный схлопнуть этот мир движением бровей и ехидной улыбкой. Разумеется, у древнего насмешника имеется прототип. Самое раннее упоминание владыки можно встретить в цикле «Чуских строф» Цюй Юаня, в стихотворении, которое так и называется: «Дун-цзюню» (или владыке Дуну / Владыке Востока). Тан Ци упоминает эти стихотворение, когда впервые описывает своего героя в «Персиках». |