Книга Прядильщица Снов, страница 291 – Тория Кардело

— Присядьте, Александра, — голос Агаты снова прозвучал мелодично, почти гипнотически. Она указала на одно из кресел. — Вам нужно успокоиться.

Аля хотела отказаться, закричать, что она не будет ничего слушать, пока Агата не вернёт Романа. Но её тело действовало словно отдельно от сознания. Она опустилась в кресло, чувствуя, как оно обволакивает её, принимает в свои объятия обманчиво уютным теплом. Боль никуда не делась. Она пульсировала внутри, острая, раздирающая. Образ Романа, сгорающего в пламени внутри зеркала, стоял перед её глазами, не желая уходить. Она так явственно ощущала его последнее прикосновение, его запах, вкус его губ, что казалось, стоило протянуть руку, и он будет рядом. Но рядом осталась лишь пустота. И Агата, перебирающая жуткое веретено и нити своими длинными, тонкими пальцами.

— Зачем вы это делаете с людьми?.. — собственный голос прозвучал хрипло, слабо. Но в нём было столько боли, что нити вокруг задрожали, отзываясь на эмоцию.

Агата села напротив. В полумраке комнаты её лицо казалось вырезанным из слоновой кости — бледное, идеальное, почти неживое. Только глаза выдавали что-то человеческое, слишком человеческое в этом сверхъестественном существе.

— Вы многого не понимаете, Александра, — она перебирала нити, словно играя на невидимом инструменте. От каждого движения ее пальцев появлялось лёгкое свечение или тихий перезвон хрустальных колокольчиков. — Я лишь позволяю идеальному «Я» стать реальным. Идеальную жизнь, исполнение желаний или избавление от страданий.

Она подняла одну из нитей — тонкую, синюю, дрожащую — и поднесла к глазам, пристально разглядывая, как учёный исследует редкий образец.

— Психика человека — многослойна, — продолжила она задумчиво. — Сознательное представляет лишь верхушку айсберга, а истинные желания, страхи, потребности скрыты глубоко в бессознательном. Моя задача — дать доступ к тому, что человек на самом деле желает, освободить его от оков случайной реальности, в которую он был брошен против своей воли.

В её словах сквозило что-то ужасающе логичное. Так, наверное, объясняет патологоанатом необходимость вскрытия тела для изучения внутренних органов — холодно, отстранённо, без учёта того, что это тело когда-то было человеком.

— Но вы же просто толкаете людей к смерти и самоубийству! — Аля резко выпрямилась в кресле. Гнев внезапно перекрыл боль, придавая ей силы. — Заставляете поверить, что смерть лучше жизни, а воображение лучше реальности!

Нити вокруг задрожали сильнее, некоторые засветились ярче. Музыка Шопена стала громче, неистовее. Агата не вздрогнула, не отшатнулась. Её лицо оставалось спокойным, но в глазах мелькнул смутный интерес. Она грустно улыбнулась, поглаживая чёрное веретено между пальцев.

— Смерть и жизнь, реальность и воображение — эти разграничения созданы лишь человеческим разумом, пытающимся упорядочить хаос существования, — она говорила тихо, но каждое слово словно отпечатывалось в воздухе, оставляя после себя невидимый след. — Почему вы так уверены, что мир, в котором вы родились, более реален, чем мир ваших снов? Почему считаете, что жизнь в страдании лучше существования в гармонии с собой? Мы все — лишь истории, которые рассказываем сами себе. Некоторые истории причиняют боль, другие дарят счастье. Я просто предлагаю выбор.