Книга Прядильщица Снов, страница 292 – Тория Кардело

Её слова задели что-то глубоко внутри Али. Сомнение. Неуверенность.

«А что, если она права?»

Что, если нет никакой объективной реальности, а есть только история, которую люди выбирают?

Но потом она вспомнила Романа. Его жертву. Его выбор.

— Вы не предлагаете выбор, — возразила Аля, стараясь, чтобы её голос звучал твёрдо. — Вы провоцируете людей на смерть. Это зло!

Нить в руках Агаты натянулась, завибрировала, издав звук, похожий на струну виолончели.

— Зло и добро — тоже лишь конструкции человеческого разума, пытающегося упорядочить бесконечность вариантов, — она отпустила нить, и та устремилась вверх, сливаясь с другими в сложном танце. — То, что вы называете смертью, я называю испытанием. Жертвой на пути к исполнению всех желаний.

Она откинулась в кресле, и внезапно весь её облик изменился. Исчезла отстранённость, маска непроницаемости снова дала трещину. Прядильщица Снов выглядела почти… человечной.

— Я не всегда была такой, — её голос стал тише, в нём появились нотки, которых Аля раньше не слышала. Уязвимость? Ностальгия?

— Я всегда была божественным существом, прядильщицей снов, высшей сущностью. Обречённой наблюдать за людьми и творить реальность из их бессознательного.

Нити вокруг задвигались в новом ритме, создавая образы — смутные, расплывчатые, но узнаваемые. Люди. Истории. Эпохи.

— Я изучала психологию и философию задолго до того, как появились эти науки, — продолжала Агата, глядя куда-то сквозь Алю. — Но всегда была лишена человеческого. Я видела боль и радость, любовь и ненависть, триумф и отчаяние. И не раз задумывалась — почему люди должны страдать, если их можно легко лишить этих страданий? Всего лишь переместив в «другое место».

В её словах не осталось высокомерия, только глубокая задумчивость, словно она до сих пор искала ответ на этот вопрос.

— Со временем я стала задумываться о том, что сама хочу понять, что такое — быть человеком. Быть матерью, — последнее слово она произнесла почти благоговейно.

Её пальцы коснулись одной из нитей — золотистой, тёплой. Нить засветилась ярче, и в её свете Аля увидела образ — маленького мальчика, лежащего в постели. Бледного, измождённого ребёнка с огромными глазами, в которых застыло страдание и покорность судьбе.

— Ему было восемь, — тихо сказала Агата. — Он умирал от неизлечимой болезни. Медленно, мучительно. Его мать… она не могла этого вынести. Оставила его с равнодушной няней и уехала, спасаясь от собственной боли.

В её голосе не было осуждения, только констатация факта.

— Но мальчик был сновидцем. Он мечтал о волшебной стране, где нет боли и страданий. И я явилась к нему, — нить в её руках задрожала; образ мальчика улыбнулся, а его лицо озарилось надеждой. — В образе доброй феи, какой он меня представлял. И перенесла на Ткань Снов, избавив от страданий.

Она отпустила нить, и образ растаял в воздухе.

— После этого мне ещё больше захотелось понять, каково это — быть матерью, — она подняла глаза, и в них Аля увидела что-то человеческое, слишком человеческое. — Ощущать эту связь, эту бесконечную любовь и заботу.

Она провела пальцами по чёрному веретену, и нити в зале вновь чуть задрожали, словно разделяя её горечь.

Внезапно всё встало на свои места. Роман. Его история. Его вина, о которой он говорил.

— Роман… — прошептала Аля. — Он продал вам свою настоящую мать, да? Это правда?