Книга Прядильщица Снов, страница 296 – Тория Кардело

Она встала. Колени дрожали, сердце едва не выскакивало из груди. Но она стояла. Крепко. Уверенно.

— Я не останусь здесь, — произнесла Аля. Её голос дрожал, но был слышен даже сквозь треск пламени и жуткий скрежет, издаваемый существами. — Я возвращаюсь домой.

Одно из существ метнулось к ней. Его конечности — не руки, не щупальца, что-то среднее — вытянулись, готовые схватить. Но не дотянулись. Словно невидимый барьер отделял её от них. Жертва Романа. Она не была напрасной. Она создала эту защиту, эту возможность.

«Главный символ надежды — принятие!»

Мысль вспыхнула в сознании Али с такой силой, что на мгновение затмила всё — страх, боль, сомнения. В этой мысли таилась абсолютная, кристальная ясность. В ней была правда.

Агата-не-Агата сделала шаг к ней. Её движения стали дёрганными, неестественными, словно кто-то дёргал за нитки марионетку.

— Ты… не можешь… уйти… — её голос превратился в потустороннее эхо, словно говорили сразу несколько демонов из ада. — Ты… часть… Ткани…

— Нет, — Аля покачала головой. — Я всегда была лишь собой. Алей Костровой. И всегда буду.

Она сделала шаг. Потом ещё один. Комната вокруг горела, плавилась, трансформировалась. Существа кружили вокруг, их конечности сплетались в безумном танце, создавая всё новые и новые узоры на Ткани Снов.

Пол под ногами Али исчез, превратился в колышущееся море из нитей. Она тонула в них, они обвивались вокруг её ног, поднимались выше, к поясу, к груди, угрожали полностью поглотить.

Хаос захлёстывал её со всех сторон. Жар пламени, холод несуществующего ветра, странные звуки — шёпот, крики, музыка — всё смешалось в невыносимую какофонию.

Но внутри, в самом центре её существа, горел маленький, но несгибаемый огонёк. Спокойный, ясный, неугасимый. Как маяк, указывающий путь домой среди бури.

Принятие.

Она приняла себя настоящую. Со всеми недостатками, страхами, ошибками. Это была она.

Живая.

И с этой мыслью она сделала ещё один шаг вперёд. Сквозь огонь, сквозь безумие разрушающегося мира снов.

И хаос вокруг дрожал, но не мог стереть это знание — как бы ни трещали швы мира, как бы ни вопили тени. В этот момент Аля стала сильнее любой прядильщицы, любого кошмара. А вокруг разгорался бледно-синий огонь — тот, в котором Роман нашёл своё искупление, и который вечен, пока кто-то способен принять себя настоящим.

Солнце растекалось золотистым маслом по лугу, обнимая каждую травинку, каждый цветок ласковым теплом. Ветер шептал что-то нежное, безмятежное, путался в волосах Али, целуя её щёки. Она бежала, сжимая маленький букетик полевых цветов — фиолетовых, жёлтых, белых, — невыносимо яркий в детских ладошках. Бежала, не чувствуя усталости, лишь восторг от собственной свободы и лёгкости.

Травы щекотали её голые икры, оставляя на коже влажные следы от утренней росы. Запах свежести, земли и мёда наполнял лёгкие, заставлял дышать полной грудью — глубоко, жадно, счастливо. Земля под босыми ногами пружинила, даруя ощущение полёта.

Там, впереди, у кромки леса, темнеющей мягкой тенью на фоне ослепительно голубого неба, стояла она. Бабушка. Живая, настоящая, с лучистыми морщинками у глаз и самой доброй улыбкой на свете. Седые волосы, собранные в небрежный пучок, серебрились в солнечных лучах.