Книга Хризолит и Бирюза, страница 115 – Мария Озера

— Вот и всё, что я хотел тебе сказать, — произнёс он мягко, протягивая руку в приглашающем жесте. В его движении была сдержанность, но и нечто ещё — тёплый намёк, от которого у меня участилось сердцебиение.

Последнюю фразу он вымолвил с такой трогательной неловкостью и лёгким смущением, что я не смогла сдержать тихий смешок. Он вырвался сам собой, тёплой искрой, будто из глубины души, и, кажется, застал врасплох нас обоих. В его глазах мгновенно мелькнул блеск — как у человека, который понял, что проговорился, — но, вместо того чтобы смутиться, Лоренц с показным равнодушием сделал вид, что ничего не произошло.

По коридору, окутанному мягким светом старинных бра, он шёл уже совсем иначе — словно озорной мальчишка, решивший во что бы то ни стало выведать у меня причину смеха. Он украдкой бросал взгляды, будто надеялся поймать меня на признании, и его едва заметная улыбка то и дело скользила по губам. В эти редкие мгновения он казался удивительно открытым и настоящим — почти чуждым строгим рамкам дворца.

Мы шагали почти в полной тишине: только шелест моих юбок и мерный скрип старого паркета сопровождали путь. Я переваривала его слова, и «стержень», о котором говорил Лоренц, теперь жил во мне — невидимый, но ощутимый, словно лёгкий ветер, касающийся души. Мысли о выборе — кого защищать, а кого предать — резали остро, как штормовые волны, разбивающиеся о скалы моего внутреннего мира. Я понимала: этот путь потребует не только храбрости, но и внутреннего каркаса, который сможет удержать равновесие там, где другие сломались бы.

Лоренц, словно почувствовав мой внутренний сумрак, бросил короткий взгляд через плечо. В его глазах мелькала едва заметная грусть — не просто предупреждение, а тихий призыв к действию, к борьбе. Я ощутила, как внутри меня загорается тихий огонёк, желающий следовать его советам, потому что в мире так много тех, кто не может сделать выбор, оставляя других на произвол судьбы.

А я не могу позволить себе быть одной из них.

Сделав глубокий вдох, я словно обрела невидимый щит внутри себя — твердо решила не растворяться в этом хаосе и не утратить собственное «я». Моё предназначение казалось ясным: защищать тех, кто сам не в силах поднять меч или даже слова сказать в свою защиту. Пусть исход был неизвестен, и ни одна судьба не гарантировала спокойствия, но именно та уверенность, что исходила от Лоренца, словно топливо, разжигала во мне огонь идти дальше, несмотря на страхи и тени, подстерегающие на каждом шагу. Я готова была зажечь свой собственный свет в этом мрачном мире.

Южное крыло особняка Винтерхальтеров встретило нас прохладным сквозняком, который скользил меж высоких дубовых панелей, потемневших от времени, и резных шкафов с витринами, где под стеклом мерцали старинные фарфоровые сервизы. Стук каблуков по паркету отзывался мягким, но настойчивым эхом, и казалось, что в этой тишине можно уловить даже дыхание за дальним углом.

— Скоро увидишь её комнату, — сказал Лоренц, не оборачиваясь и допивая последний глоток бренди. Пустой стакан он поставил на небольшой комод в коридоре. Своеобразный подарок горничным поместья. — Агнесс… умна, сообразительна, мозгов у неё хватает. Но что она хочет от жизни — я до конца не понимаю. После смерти матери она стала тихой, замкнутой, и я боюсь, что после смерти отца она совсем уйдёт в себя. Её сильный характер, кажется, ещё не обрел направление, и иногда это опасно для неё самой.