Книга Хризолит и Бирюза, страница 123 – Мария Озера

Но помимо своего наряда я должна была забрать и платье для Агнесс — достойное принцессы. Царственный голубой оттенок, мягкая пышность юбки, узорчатая вышивка жемчугом — всё в нём дышало величием и молодостью. В таком наряде она затмит на балу не одну девицу: красота, соединённая с удобством, обещала ей не только блеск, но и лёгкость движений. Агнесс будет неотразима.

Поблагодарив швею за старание, я распорядились отправить платье для Агнесс прямиком в поместье Винтерхальтеров, а со своей коробкой решила пройтись пешком — воздух после долгих примерок казался особенно свежим.

Через пару кварталов меня насторожил шум у полицейского участка. Завернув за угол, я увидела, как несколько городовых в синей форме, с лицами каменными и суровыми, выводили мужчину и подталкивали его к чёрному фургону с решётками на окнах.

Толпа собралась плотная: лавочники в засаленных фартуках, дворня, женщины с корзинами. Одни тянули шеи, другие крестились, шепча молитвы. В воздухе чувствовалось то напряжённое любопытство, которое всегда сопровождает большие аресты: страх и жажда зрелища слились воедино.

Я замедлила шаг. Что-то в происходящем не давало мне покоя. Для простого вора или бродяги — слишком много внимания. Пересилив смущение, я приблизилась и спросила у ближайшего городового, стоявшего на краю толпы:

— Простите… кто этот человек?

Он окинул меня долгим взглядом, будто хотел убедиться, что перед ним не праздная девка, а особа приличная. Лишь после этого, понизив голос, сказал:

— Соучастник цареубийцы… из театра.

Слова ударили, как плеть. В одно мгновение у меня похолодели пальцы, сердце забилось с болезненной частотой, а по спине пробежал ледяной озноб. В памяти вспыхнул тот страшный день, когда держава лишилась своего монарха. Убийство императора — это не преступление, это кощунство против самой идеи власти, против устоев мира.

Я перевела взгляд на арестанта. Щуплый, сутулый, в рабочей блузе с распоротым рукавом, он казался почти жалким. И всё же именно ему приписывалась роль пособника в величайшем злодеянии нашего времени. Женщина рядом со мной судорожно перекрестилась и зашептала: «Род, спаси и сохрани…»

— А куда его везут? — мой голос дрогнул.

— Пока на каторгу, — ответил городовой ещё тише, будто боялся, что стены услышат. — А там… скорее всего, петля.

Толпа загудела, кто-то выкрикнул: «Так ему и надо!», кто-то плюнул вслед. И в этот миг всякая жалость, что успела шевельнуться во мне, растаяла. Осталась пустота — холодная и беспристрастная. Как можно жалеть того, чьи руки запятнаны кровью императора? Тех, кто решился поднять руку на саму основу государства, ждёт возмездие. И оно непременно настигнет каждого из них.

Толпа вокруг арестантской машины всё росла. Люди перешёптывались, перебрасывались обрывками фраз, и среди гулких голосов я уловила одно слово — «заговор». Оно будто вырвалось из чужих уст и обвило меня призрачным шёпотом, наполнив воздух тягучей интригой. Я сделала шаг вперёд, чтобы расслышать больше, но полицейские мгновенно перегородили дорогу. Их взгляды — настороженные, холодные — ясно давали понять: дальше посторонним нельзя.

Вздрогнув от мрачных картин, что сами собой рождались в моей голове, я попрощалась с городовым и направилась домой.

Перед подъездом я заметила чёрную машину. Сначала не придала значения: мало ли какие экипажи курсируют по Мараису, но, когда я уже заходила в квартиру, дверь остановила чья-то нога. Сведя брови в недовольстве, я проследила за ногой и увидела обеспокоенное лицо Кристы, которое я меньше всего хотела бы видеть.