Книга Хризолит и Бирюза, страница 147 – Мария Озера

Я представила, как на столике возле фонтана стоят два бокала, наполненные густой рубиновой жидкостью, словно отражающие закатное небо. Неподалёку, на скамье, сидит молодой человек: усталый, сосредоточенный, склонившийся над толстой книгой по философии. Его взгляд, полный сосредоточенной серьёзности, будто вычерпывал мудрость предков со страниц. В этом образе я легко узнала бы Нивара — и он казался бы таким естественным в этом амплуа: стройный, благородный, в полумраке сада, словно часть его гармонии. Я улыбнулась мимолётной грёзе и, почти застеснявшись собственных мыслей, убрала за ухо непослушную прядь волос.

Но стоило улыбке исчезнуть, как внутренняя тяжесть напомнила о себе. Мой разум упорно отказывался возвращаться к событиям последних дней. Будто чёрный барьер воздвигся внутри — высокий, неприступный, укоренившийся в сознании так прочно, что ни один удар памяти не мог его сокрушить. И в то же время этот барьер был опасно хрупким. Я знала: придёт миг, и нити, связывавшие меня с тем вечером, натянутся вновь, заставляя вспомнить всё до последней детали.

Я боялась этого момента. Но в то же время осознавала, что вечно скрываться за завесой забвения невозможно. Внутри меня росло ощущение, что я постепенно теряю саму себя.

Голова тяжело запульсировала, словно кто-то невидимый бил в виски раскалённым молоточком. К счастью, мучительные мысли прервал звук открывающейся двери. На пороге появилась Елена — её лицо, обычно мягкое, в этот раз было омрачено грустью.

— Деточка… пока что нельзя, — произнесла она тихо. — Тебе ещё нужен покой.

Я расстроенно поджала губы и нехотя отошла от окна, возвращаясь к кровати. Елена бережно помогла мне лечь, укрыла, словно ребёнка, и протянула маленький стакан с лекарством. Я послушно выпила его, и в ту же секунду тело словно оплела тёплая вата.

Сонливость накатила резко, как прилив, смывающий последние искры сопротивления. Я успела лишь подумать, что лучшее лекарство и вправду — отдых, и что, может быть, в темноте мне удастся найти ответы, которых я боюсь днём. Но уже в следующем мгновении веки тяжело сомкнулись, и я, беспомощная, словно утопающая, погрузилась во тьму.

Находиться в роли больной я абсолютно не любила, но принимая горизонтальное положение еще несколько дней, я поняла: дальше так нельзя. Силы, казалось, уходили не от болезни, а от самого бездействия, от того, что я пряталась от жизни под одеялом.

Когда в очередной раз заглянула Елена, я решилась попросить ее отвести меня в сад под окном, который манил меня с самого первого дня.

На мою просьбу она ответила с таким неподдельным восторгом, будто я сделала первый уверенный шаг после долгой комы. После непродолжительных сборов на выход, Елена с теплотой взяла меня под руку и повела к двери.

Каждый шаг отдавался тянущей болью в бедре, но сама возможность двигаться, чувствовать тяжесть тела и землю под ногами казалась благословением.

На крыльце нас встретило солнце. Оно мягко коснулось моего лица, и я зажмурилась, словно от неожиданного поцелуя. В воздухе витал сладковатый аромат цветов — пьянящий, обещающий тепло. Я не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя настолько… живой.

Сделав несколько осторожных шагов по садовой дорожке, я остановилась. Передо мной расстилалось буйство красок: алые, белые и розовые розы тянулись к небу, будто в молитве; сирень, тяжёлая от цветов, разливала густое, почти одурманивающее благоухание. Мир вокруг дышал, и я дышала вместе с ним.