Книга Хризолит и Бирюза, страница 155 – Мария Озера

Кровь в жилах металась: то леденела, то вскипала, и я не знала, что во мне сильнее — трепет или страх.

С балкона ворвался лёгкий июньский ветерок. Он подхватил тонкий тюль, и тот, словно оживший, закружился в воздухе, колыхаясь, как дыхание самой комнаты. Ткань на миг обвила нас обоих серебристой дымкой и тут же упала обратно, но этого было достаточно, чтобы я ощутила: всё, каждая деталь имеет значение. Его ровное дыхание, взгляд, что скользил по моему лицу, тепло его пальцев — всё это складывалось в музыку, которую я слышала только сердцем.

Я позволила себе раствориться в этой симфонии. Забыла о страхах, о прошлом, о будущих словах. Осталось только настоящее.

— Я рад, что ты в порядке, — прошептал он. Его голос был чуть хрипловатым от долгого сна, но в нём звучало тепло, такое густое и обволакивающее, что мне показалось: стены тоже впитали его и теперь хранили в себе.

Сердце в груди заходилось бешеным ритмом, губы предательски изогнулись в улыбке, и я знала: он почувствует мою радость даже без слов. Пространство между нами словно стало прозрачным — в нём не осталось ничего, кроме доверия и уязвимости.

Нивар чуть крепче сжал мою ладонь. Его пальцы были горячими, сухими, и в этом лёгком движении я услышала безмолвный приговор: он не отпустит меня. Его рука скользнула ниже, на моё бедро, уверенно, но бережно, как будто он искал там точку опоры. Я вспыхнула изнутри — в этом прикосновении было не только желание, но и потребность убедиться, что я рядом.

Его губы едва коснулись моего запястья. Сначала лёгкий, почти неуловимый поцелуй — как дыхание. А затем второй, чуть дольше, с таким трепетом, что я ощутила дрожь даже в коленях. Воздух в комнате будто стал плотнее, пропитан этим моментом, как ткань пропитывается дождём.

Я пыталась удержать себя, заставить дыхание не сбиваться, а тело — не предавать меня горячечным порывом. Но сердце и кожа жили уже своей жизнью, не подчиняясь разуму.

Мир сузился до нас двоих, и мне казалось — никакая сила не способна разрушить эту хрупкую идиллию.

Но внезапно дверь распахнулась. Деревянное полотно ударилось о стену с гулким звуком, и в комнату ворвалась Елена — вихрь из суеты, забот и тревог. Её миниатюрные ножки быстро застучали по полу, юбки заколыхались, как взъерошенные крылья.

— Нивар. Алиссдейр. Волконский! — чётко, отчеканивая каждую букву, почти выкрикивая их в воздух, произнесла она. — Ты, чёртенок! Напугал старую женщину до новых седых волос!

Я почти услышала, как сердце в груди сбилось с такта, сделав резкий толчок от неожиданности. Вздрогнув, я чуть отстранилась от Нивара — настолько осторожно, что мои пальцы лишь скользнули подушечками по его руке, словно боялись потерять тепло, оставшееся от его ладони. Его взгляд всё ещё был устремлён на меня, в нём читалась шутливая мольба: «Не оставляй меня с разъярённой Еленой».

Доктор, похоже, сдался под напором вопросов этой энергичной женщины, раскололся и наконец признал свои ошибки, не сумев противостоять воле графа. У него просто не было ни единого шанса.

Она решительно обошла кровать с другой от меня стороны, и я наблюдала, как её круглые плечи слегка дёрнулись от волнения. Елена встряхнула набежавшие на лицо пряди волос, поправила сбившийся на бок белоснежный фартук и, собравшись с силами, устремила на Нивара строгий, но в то же время дрожащий от волнения взгляд.