Книга Хризолит и Бирюза, страница 265 – Мария Озера

В этом мире не существовало правил, способных удержать его безграничное величие. Он был деспотом, непобедимым и безжалостным, пьянел от своей абсолютной власти. Жестокость и кровожадность вытравили из него всё человеческое, оставив лишь тень, изгоя, которого не искупить ни покаянием, ни временем. Пророчества о мрачной судьбе давно звучали при дворе, но Лазар, словно заколдованный, отвергал их, упиваясь кровью и страхом. Он шёл путём, вымощенным костями, и готов был пройти его до последнего вздоха — лишь бы удержать трон.

Лазар читал рапорт генерала своей армии, по совместительству, единственного сына, о положении дел в империи Ренарн. Он читал каждое слово внимательно, словно воспринимая каждую букву как удар молота по его сердцу. Его лицо все больше и больше омрачалось гневом и недовольством. С каждым прочитанным словом, густые черные с проседью брови, съезжались к переносице, а пальцы норовили сжать письмо этими крепкими руками, или же вовсе, разорвать на мелкие кусочки. В нем закипал гнев и полнейшей отвращению к своему наследнику.

Казалось бы, такое простое поручение — убрать вшивую девку, оставшийся рудимент рода Хаасбрандтов. Но он не справился с этой задачей. Подумать только, генерал целой королевской армии, воин, оставляющий после себя дорожку трупов своих врагов проиграл девчонке без роду и без племени.

Сидя на троне, добытом сквозь головы и реки крови, король плотнее закутывался в меховую мантию. Сквозняк, гулявший по тронному залу, не щадил никого — ни титулов, ни званий, ни лет, и даже власть Лазара не могла остановить холод, пробирающий кости. Возраст его уже трудно было назвать юным: суровая печать времени проступала в каждом жесте, в каждой морщине, но в глазах всё ещё пылала беспощадная ярость.

Десница, новый приближённый короля, стоял рядом, держа в руках судьбу того, кто принёс роковое послание. Его взгляд был холоден и расчётлив — он знал цену каждой ошибки при дворе.

— Позови его, — голос Лазара прозвучал хрипло, почти угрожающе. Сжатая в кулаке бумага с аккуратным почерком наследника казалась крошечной в его огромной ладони.

Десница встретился взглядом с гвардейцем в конце зала и ленивым движением ладони велел распахнуть двери. Скрип древних петель эхом разнёсся по залу, жалуясь на потревоженный покой. Пыльные лучи солнца на миг ворвались внутрь, но были тут же подавлены мраком тронного зала, чьё величие теперь казалось обветшалым, давящим и чуждым.

В проёме возник Дмиден. Генеральский мундир сидел на нём безупречно: серебряные узоры, драгоценные камни, высокий воротник, сжимающий грудь, белоснежные погоны, расшитые символами рода Герцверд, — всё в нём говорило о блеске побед и суровой власти. Он шагал к трону с той же поступью, с какой некогда вёл полки в Северной войне. Молчаливое величие его походки вступало в контраст с гнетущим молчанием зала, где каждое движение, каждый взгляд напоминали о том, что здесь вершились судьбы, обагрённые кровью.

В нем больше ничего не напоминало беззаботного завсегдатая мужского клуба и человека, склонного к искусству.

Приблизившись к пьедесталу, где сиял трон короля, Иден встал на одно колено, совершив поклон, выражая тем самым глубокое уважение и безупречную преданность своему владыке. Плащ тяжело скользнул с плеча, прикрыв эфес меча — жест, в котором было больше, чем случайность. В этом образе таилась угроза: воин, поклоняющийся, но не разоружённый. Его вид источал силу и хладнокровие, но под этой оболочкой чувствовалось внутреннее напряжение, как натянутая тетива.