Книга Хризолит и Бирюза, страница 274 – Мария Озера

Мои глаза удивленно расширились, я испытала некую неловкость. Мне представлялось, что император всегда предпочитает сидеть в начале стола, поэтому, выбирая данное место, у меня и в мыслях не было проявить неуважение.

Мне хотелось бы опустить взгляд и извиниться, но я, как заворожённая, смотрела на Ольгарда Маркса, чьи серые уставшие глаза поглощали мой образ. Мы все неловко стояли возле своих высоких стульев. Жизель с интересом наблюдала за раскрывшейся перед ней картиной.

Неожиданно для всех Маркс сделал шаг ко мне и заключил в кольцо объятий, так крепко, что пальцы вцепились в мои волосы на спине, словно боялся отпустить и потерять навсегда.

Мои руки зависли в воздухе. Я не знала, что делать. Всю жизнь я ненавидела этого человека. Он был для меня символом предательства — тот, кто обрёк мою мать на страдания, на вечное выживание, на холодную борьбу за каждый новый день. Но его объятия сейчас… они ломали привычную картину. Они звучали эхом слов Жизель о его любви к женщине, на которую я так безумно похожа.

Представления о встрече с отцом всегда вызывала у меня множество противоречивых эмоций. Я слышала много историй о его эгоизме и жестокости, которые мне рассказывала мама. Она была совершенно уверена в том, что он — пустое сердце, ничего не чувствующий индивидуум, не способный испытывать любовь и сострадание. Ведь именно он оставил ее одну, вынудив ее сражаться за свою жизнь и жизнь своей еще нерождённой дочери.

Но сейчас я вижу в его глазах не холод, а горечь и сожаление. Этот мужчина — мой отец, которого я всю жизнь представляла чудовищем, теперь держит меня так, будто в этих объятиях — вся его исповедь. Но возможно ли так просто стереть годы боли? Возможно ли одним движением рук вернуть украденное детство?

Я помню каждую ночь, когда ненависть жгла меня изнутри. Помню пустоту, одиночество, ощущение, что я никому не нужна. И вот теперь он задыхается от собственного раскаяния и хочет наверстать то, что не вернёшь.

Да, я похожа на маму. Мы словно отражения друг друга, и еще при первой нашей встрече я поняла, что, глядя на меня, он будет видеть её. Но в этом мгновении я вижу не только сходство. Я вижу в его глазах собственное отражение — и страдание, и слабость, и желание всё исправить.

Я не знаю, хватит ли у меня сил простить. Но впервые мысль о том, что отец может войти в мою жизнь, не кажется мне безумием. Может быть, это шанс. Может быть, вместо ненависти я должна дать ему право попытаться.

Может быть…

Мои руки по-прежнему зависли в воздухе, но теперь — не от сомнений, а от той самой безнадёжности, которая гложет сердце, когда не знаешь, чем заплатить за второй шанс. Может быть, у меня хватит мужества протянуть отцу руку и попытаться построить мир на руинах прошлого. Путь будет тернист, но если в нём есть хоть крупица возможности вернуть в жизнь любовь — я готова сделать шаг навстречу.

Я опустила ладони на его спину, сжав тяжёлую ткань мантии в кулак, и прижалась к нему сильнее, отвечая на его чувства. Смесь спутанных эмоций взвилась внутри меня, как клубок змей, и вытолкнула наружу ненужные слёзы. Меньше всего я хотела плакать перед этим мужчиной. Но желание казаться сильной осталось в прошлом. В прошлом, которое я только что отрезала от себя.

Мы медленно отстранились, и наши взгляды встретились. Я отчаянно искала в его глазах родного отца, а он — безнадёжно вглядывался в мои, будто надеялся увидеть в них ту женщину, что исчезла двадцать пять лет назад. Его длинные тонкие пальцы коснулись моей щеки и смахнули слезу.