Книга Хризолит и Бирюза, страница 318 – Мария Озера

Он снова посмотрел на меня, и в его глазах мелькнула тихая забота, будто он проверял, дошли ли мои мысли до сути его слов.

— В Вирдумларе каждое время года уникально, — продолжил он. — Но зимние ночи… Они создают особую атмосферу. Стоишь на замерзшем озере, вокруг — полная тишина. Лишь треск снега под ногами нарушает покой, и на мгновение кажется, что весь мир замирает вместе с тобой.

— Звучит как мечта, — ответила я, позволяя себе представить эту сказочную зимнюю страну. — Я бы хотела однажды увидеть это своими глазами.

— Ты увидишь, Офелия, — сказал он, и в его голосе прозвучала тихая уверенность, обещание, которое согревало сердце сильнее любого солнца.

Мы дошли до знакомой мне беседки в центре лабиринта. Иден аккуратно стряхнул снег с лавочки, приглашая меня сесть. В последнее время я ощущала себя болезненно слабой. Я всячески пыталась это скрывать, загружая себя делами, но как только позволяла себе остановку, вся эта слабость наваливалась, как снежный ком, прижимая к земле.

Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь тихим шорохом снега под ногами Идена. Он сел рядом и посмотрел на меня с такой заботой, будто читал мои мысли. Я хотела сопротивляться его вниманию, но не могла; оно было как теплое одеяло, укрывающее от холодного ветра. Я старалась собраться и улыбнуться, но тревога внутри меня бурлила.

— Как тебе дворец? — я выбрала простой вопрос, надеясь разрядить напряжение. — Нашёл новую модель для своих картин?

Я подтрунивала, прищурив глаза, наблюдая за его реакцией.

— Дворец… как дворец, — ответил он, скорее размышляя вслух, чем отвечая мне. — Но вдохновения здесь как-то не ощущается.

Его голос звучал почти механически, будто красота вокруг не могла его тронуть.

Я взглянула на него с лёгким сожалением.

— А что ты ищешь в своих картинах? — продолжила я, пытаясь разжечь хоть искру интереса. Мне не хватало того огня, который обычно горел в его глазах, когда он был далек от дворцовых интриг. Он отвёл взгляд, словно пытался найти ответ в падающих снежинках, сверкающих в свете фонарей.

— Наверное… свободу, — неожиданно признался он, поднимая глаза к темнеющему небу. — Свободу от ожиданий, от этих традиций и формальностей.

— Ты действительно так думаешь? — я пододвинулась ближе, всматриваясь в светлые льдинки его глаз. — Разве нельзя создать что-то прекрасное, не нарушая традиции?

Он снова отвёл взгляд, устремив его куда-то вдаль, словно говорил с невидимыми музами, танцующими в морозном воздухе.

— Прекрасное иногда рождается именно тогда, когда освобождаешься от оков, — произнёс он наконец. — Я хочу играть с цветом и формой, как ребёнок с песком, не заботясь о том, что подумают другие.

Я кивнула, ощущая, как разговор постепенно меняет атмосферу вокруг нас. Шорох снега, холодный воздух и его слова вместе создавали странное чувство лёгкости, которого мне так не хватало.

Ветер шевелил его волосы, и он продолжал смотреть на небо, словно пытаясь выудить из него вдохновение. Я почувствовала, как внутри зарождается что-то новое — желание понять его страсть и освободиться от собственных сомнений.

— Ты прав, — сказала я медленно, взвешивая каждое слово. — Но разве истинная красота не в том, чтобы найти баланс? Освобождение — это прекрасно, но традиции дают нам опыт и мудрость.