Книга Хризолит и Бирюза, страница 39 – Мария Озера

Скоро всё изменится.

Они называют это прогрессом.

— Прошу меня простить, — с грустной, едва заметной улыбкой сказал Барон, кивнул и, не дожидаясь ответа, скрылся за дверью дома.

— Мне так неловко, Лоренц… — прошептала я, складывая ладони у переносицы. — Я не хотела обидеть твоего отца. Святой Род…

Я осталась стоять, чувствуя, как с каждой секундой во мне нарастает стыд.

Я подняла глаза — в янтарном взгляде Лоренца не было ни укора, ни раздражения. Он аккуратно убрал мои руки от лица и чуть покачал головой:

— Он будет в порядке. Он сильный человек.

— Сильным людям тоже иногда нужна жилетка, — сказала я тихо, глядя в ту сторону, где исчез его силуэт. Голос предательски дрогнул — совсем чуть-чуть, едва уловимо, но достаточно, чтобы в груди сжалось.

Лоренц сжал губы. Он понял. Понял слишком хорошо, но не знал, как ответить. Слова в таких случаях звучат фальшиво. Он просто обнял меня за плечи, аккуратно, но с ощутимой теплотой — и этого касания оказалось достаточно. Оно сказало больше, чем могли бы слова.

— Спасибо тебе, — сказал он почти шёпотом, будто признавался в чём-то большем, чем благодарность.

Я кивнула, но уже смотрела не на него. Через плечо Лоренца я заметила Нивара. Он сидел чуть поодаль, с чашкой чая в руке. Никс висела у него на шее, шептала в ухо, смеялась, прижималась щекой к его щеке, но он будто не слышал её. Не ощущал.

Он смотрел куда-то сквозь неё и слушал мужчину рядом — инвестора, окружённого остальными. Нивар держался отрешённо, с ленивым вниманием, но я знала — он слышит всё. И ничего не говорит.

— Тебе не нужно быть там? — спросила я, мягко выскальзывая из объятий Лоренца.

— Как раз туда и шёл. Береги себя.

Он вдруг оказывается ближе, чем был мгновение назад, берёт мою ладонь в свою — и легко, будто по привычке, касается её губами. Его шаги растворяются в звуках сада, а я наконец позволяю себе выдохнуть. Но выдох не приносит облегчения — только пустоту.

Я возвращаюсь к своему креслу, медленно сажусь и нащупываю в сумочке платок. Протираю шею — быстрым, почти резким движением. Как будто стираю не пот, а остатки чужого тепла, чужих взглядов, слов, от которых под кожей остаётся след.

В голову снова врезается картинка. Резкая, почти живая.

Стена каморки. Тень. Его дыхание в моей шее. Я прикусываю губу — сердце пропускает удар и тут же начинает биться чаще.

Неосознанно бросаю взгляд в сторону. Нивар уже смотрит на меня. Его лицо — непроницаемое, спокойное. Но в глазах… в глазах горит зелёное пламя, улавливающее солнечные отблески, пробивающиеся сквозь листву деревьев. Это пламя не осуждает и не зовёт. Оно знает.

Мне становится дурно. Мысли, будто чужие, навязчивые, облепляют голову, как мухи. Чтобы не утонуть в них, я роняю взгляд на подол своего платья и начинаю машинально перебирать ткань пальцами, скользя по вышивке, будто в ней прячется спасение.

На столе передо мной стоит лимонад — прохладный, мутно-жёлтый, с капельками на стекле. Подарок Лоренца. Я хватаю стакан и почти залпом выпиваю большую часть. Горло холодеет, но внутри всё равно горячо.

И тут — обрывок фразы:

— …я бы забрал ту светлую девочку в голубом платье себе в поместье…

Слова, как удар. Я вздрагиваю и краем глаза нахожу говорившего. Мужчина в возрасте. Солидный. Богато одет, манеры неторопливые, вес уверенный. Выглядит так, словно привык покупать всё, на что указывает пальцем.