Книга Хризолит и Бирюза, страница 40 – Мария Озера

Мельком представляю: сколько бы я смогла выручить за ночь с ним? Сколько украшений могла бы позволить себе завтра? Даже его лысина и нелепые гусарские усы кажутся менее отвратительными, если взглянуть на них сквозь призму золота и бриллиантов.

Так говорит одна часть меня. Холодная, выжившая.

Но вторая… та, что ещё не продана — рвётся изнутри, кричит, сопротивляется, скребётся когтями: нет, не так, не снова, не с ним…

Я сглатываю. Слишком шумно. Слишком остро.

И вдруг вижу, как Нивар приближается к этому мужчине. Подходит вплотную, хлопает его по нагрудному карману, и что-то шепчет на ухо. Мужчина хмыкает, переводит взгляд — не на меня. На другую светловолосую девушку, только в желтом платье.

Она реагирует мгновенно. Улыбка растягивается на лице, рука легко убирает с декольте прядь блондинистых волос. Поза — ласковая, преданная. Отрепетированная до автоматизма.

Инвестор медленно кивает и, не торопясь, подходит к девушке. Подаёт ей локоть. Та принимает его с изяществом, словно это был их давний уговор.

Они уходят, скрываются за границей сада. Вслед за этим — звук заводящегося автомобиля и скрежет колёс по гравию. Один из инвесторов покидает чаепитие.

Нивар садится обратно на плетеное кресло с мягкой подушкой на сидении, а я всё ещё держу пустой стакан, как будто он может спасти меня от мыслей, от себя — от этого мира, где мы всё ещё стоим на витрине.

На моем лице отразилось непонимание, и я ищу глазами Кристу, которой уже давно не вижу.

Мимо неспешно проходит Жизель — в облаке духов, с шелестом ткани, с точным, как у хищницы, прищуром. Я останавливаю её вопросом:

— А где Криста?

— О, детка, — сладко тянет она, сверкая всеми своими тридцатью двумя зубами, — Кристана давно уехала. В компании одного прелестного мужчины.

Она смеётся, мягко касаясь моего плеча.

— Вот и Саша тоже. Разлетаетесь, как горячие пирожки! Успеть бы всех упаковать!

Жизель явно в восторге от происходящего. И неудивительно. Кто, как не она, умеет превращать желания в товар, а девушек — в искусство упаковки.

В Нижнем городе люди готовы продать душу за крошку хлеба или ведро чистой воды. Здесь же торгуют другим — телом, властью, фантазиями, которые не скрыть даже за академической речью и выправкой с аристократических балов.

Я отвожу взгляд. И уже не в первый раз за вечер снова ловлю себя на желании посмотреть на него. На Нивара.

Мне уже самой становится дурно от этой тяги — дикой, неуправляемой, будто не мной рожденной. Он вдруг резко встаёт, и я вздрагиваю. На миг подумала, что он снова поймает мой взгляд, и сердце больно толкнулось в грудную клетку.

Стыдно.

Я закатываю глаза и усмехаюсь своей нелепости. Вот так? Вздрогнула, потому что он шевельнулся? Серьёзно?

Пиджак.

Он всё ещё у меня в руках, свёрнут в тонкий пакет, который я нервно сжимаю пальцами. Я не решалась отдать его весь день. Может, сейчас?

— Граф Волконский, — зову я его, подходя ближе. Голос предательски дрожит. Он разворачивается — спокойно, с лёгкой небрежностью. Пиджак из нынешнего комплекта он уже накидывает на плечи — явно собирается уходить.

— Я… должна вернуть вам вашу вещь.

Я протягиваю пакет, но он даже не смотрит на него. Только на меня. И всё. Уголок губ чуть поднимается — слишком спокойно, слишком уверенно. Он облокачивается на стол, медленно наклоняется к моему уху и шепчет: