Книга Хризолит и Бирюза, страница 43 – Мария Озера

— Ну, вообще, можем заехать в школу в Заводском районе и, если я не ошибаюсь, выпуск довольно скоро. Оттуда — либо в верхние университеты, либо… — он пожимает плечами, — либо в пабы. Или на склад.

Я поджимаю губы. Пабы или кафедра. Печь или лаборатория. Как всё решается на перекрёстке.

— А почему бы не построить университет прямо здесь? В Нижнем городе?

Он усмехается, словно уже слышал это.

— А ты готова платить зарплату верхнегородским преподавателям? Или знаешь, где найти нижнегородских, которые сойдут за докторов наук? — Лоренц склоняет голову. — Я и сам об этом думал. Спрашивал отца. Там, наверху, всё не так просто. У них свой академический мир, свои гильдии, свои правила.

Я вздыхаю, чувствуя, как лицо медленно наливается разочарованием. И всё же, не сдерживаю улыбки.

— Ну и прекрасно. Значит, пойдём по моей схеме.

Лоренц вскидывает брови.

— Ты что-то задумала?

— Ты даже не представляешь, насколько.

Лоренц смеётся и подходит ко мне. Его рука легко обвивает мою шею, он склоняется и начинает мягко взъерошивать мне волосы.

— Откуда столько идей в этой светлой головке! — шутит он, почти ласково, с тем особым теплом, что оставляют друзья детства.

— Прекрати! — смеюсь я, вырываясь из его хватки. В носу щекотно от кожи и табака, его запястье пахнет лимонадом и маслом для машины. Я игриво толкаю его в грудь — он делает шаг назад с театральным возмущением, а я отбегаю и вдруг срываюсь в лёгкий бег вниз по улице.

Я бегу — и впервые за долгое время ощущаю себя живой. Ветер играет с полами моего платья, каменная мостовая отзывается глухим эхом под подошвами. Поначалу оглядываюсь, проверяя расстояние между нами, но потом смотрю только вперёд. За спиной слышу, как Лоренц с напускной злостью бросает:

— Поймаю тебя, Офелия, — и тебе несдобровать! — и я почти слышу его смех, лёгкий, звонкий, словно праздник на площади.

Добегаю до мастерской — угловой домик с облупленными ставнями и вывеской «Обувная лавка Демьяна», знакомой мне с детства. Я, запыхавшись, распахиваю дверь, и тут же раздаётся звон колокольчика, цепляющий воздух медной нотой.

Помещение встречает меня знакомым уютом: запахи кожи, замши, старого дерева и немного клея. Полки по стенам увешаны обувью всех мастей: от дамских ботиночек с пуговками до крепких кирзовых сапог, натёртых до блеска. В центре — массивный дубовый стол, устланный кусками шкуры, шилом, нитками и картонными лекалами.

Из-за стола выглядывает седая голова — очки съехали на нос, глаза прищурены, но в следующее мгновение расплываются в доброй, почти отцовской улыбке.

— Офелия, дочка моя, — голос его охрипший, но тёплый, будто старый самовар. Он поднимается и идёт ко мне, разводя руки, — да где же ты пропадала? Я уж начал тревожиться.

Я бросаюсь ему навстречу, и его объятия пахнут мастикой и временем. Его ладони — тёплые, мозолистые, уверенные.

Следом заходит Лоренц. Он забывает пригнуться, и его макушка задевает колокольчик, заставляя тот пискнуть тонким испугом. Демьян отстраняется, и в воздухе мгновенно возникает лёгкое напряжение. Он выпрямляется, словно военный на построении, и говорит уже иначе — ровнее, почтительнее:

— Граф Винтерхальтер… прошу простить, не знал, что вы… э-э… будете с визитом.

Лоренц отмахивается от церемоний с широкой улыбкой:

— Я не как граф, старина. Я с Офелией. Просто за компанию.