Книга Хризолит и Бирюза, страница 99 – Мария Озера

Глаза лихорадочно метались по залу, в отчаянной надежде, что никто не видит. Рука моя невольно сжалась, как перед ударом.

— Ваше Сиятельство, — прошептала я, стараясь держать голос ровным. — Вам не стоит позволять себе подобное в столь публичном месте.

Я слегка повела плечом, ускользая из-под его руки. Сделала последний глоток шампанского и поставила бокал на стол, не глядя. В краешке зрения мелькнуло его лицо — всё то же напряжение, неуместная на его лице смесь надменности и… смятения?

Он будто бы хотел остаться, задержаться, сказать что-то ещё, быть ближе. Но момент, как и место, не позволяли. От этого двойного несоответствия мне стало не по себе. Я приоткрыла рот от неожиданности, затем поспешно сомкнула губы и отвела взгляд.

Я внутренне взметнулась тревогой — его прикосновения прозвучали, как вызов. Осторожно оглянувшись, я убедилась: траурная толпа поглощена своей собственной скорбью. Никто не замечал нас. И всё же ощущение опасности, почти физическое, сдавливало грудь.

— Здесь не место для подобной близости, — произнесла я, стараясь придать голосу строгость, но сама чувствовала, как он предательски дрожит от внутреннего напряжения. Его глаза, ничем не примечательные на первый взгляд, вдруг заискрились мрачною игрой. Я знала этот взгляд — он был сродни шторму, набегающему на берег, и каждый раз не знала, принесёт ли он разрушение или откровение.

Граф чуть прищурился. Улыбка его была ленивой, многозначительной и пугающе честной.

— Но как мне устоять, когда ты рядом? — выдохнул он, и в его голосе сквозила темная искренность, способная разбудить и страх, и томление. Его дыхание коснулось моей кожи, теплое и странно умиротворяющее — до тех пор, пока не исчезло, оставив за собой болезненное ощущение пустоты. Его пальцы отступили, но память о них осталась — тенью.

Я сжала губы и, не выдержав, схватила его за край рукава.

— Идём, — приказала я почти шёпотом, и потащила его за собой — прочь от людских глаз, прочь из зала, где за бокалами шампанского плелись династические интриги.

Он послушно шёл за мной. Мы пересекли зал, скрываясь за колоннами, и я ступила на мраморные ступени, по которым вился красный императорский ковёр. Я бежала всё выше, приподнимая подол своего траурного платья, даже не оборачиваясь на Нивара — мимо статуй, мимо портретов предков, мимо золочёных дверей, ведущих в покои, давно запертые и забытые.

Я слышала его шаги за спиной. Он не задавал вопросов, но я знала — он чувствует, куда мы идём. Лоренц однажды упомянул о старой башне — пустынной, почти проклятой. С тех пор, как умерла Императрица Анели, туда никто не ступал. Башня хранила её тень, и, быть может, нечто большее.

Я не знала, что увижу наверху.

У двери, увенчанной гербом императорского рода, я остановилась, чтобы перевести дыхание. Я потеряла счёт лестницам, давно оставшимся за спиной, и, позволив себе на мгновение оглянуться, встретилась взглядом с Ниваром. Граф обогнал меня и уверенно толкнул массивную дверь. Та дрогнула, издав длинный, протяжный скрип, словно просыпаясь от летаргии. Сильные мужские руки справились с тем, чего не решались коснуться десятилетиями.

Перед нами раскрылась терраса. Пустая, безмолвная, словно замершая во времени. Лишь на мраморных перилах сидела одинокая птица, серой тенью наблюдавшая за нами. Её взгляд был почти человеческим — в нём читался вопрос: «Что вы здесь забыли?» Но прежде чем мы успели ответить — даже мысленно — она сорвалась с места и исчезла в вечернем небе.