Книга Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную, страница 29 – Арина Лунная

Я сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Дождь на моем лице заставляет морщиться. Смахивать раздражающие капли.

— Черт возьми, — бормочу я, стирая влагу с лица грубым движением.

Она вскочила так же неожиданно, как и скрылась в этом… подвале. В ее руках клочок пергамента. Пожелтевший, потрескавшийся, но она прижимает его к себе с такой силой, будто в нем ее спасение.

В окнах мелькают тени. Что-то падает с грохотом. Я вздрагиваю всем телом, делаю неосознанный шаг вперед, но останавливаюсь. Она сама сказала мне: «уходить». Она не хочет меня видеть. Я должен уважать ее решение, даже если оно разрывает мою душу.

До меня доносится какой-то шум, следом возня, а потом…

Ее крик. Пронзительный. Испуганный. Настоящий.

Мое тело реагирует раньше сознания. Я бегу к ней, не думая, не рассуждая. Ноги сами несут меня к двери, которая… распахивается передо мной сама, будто ждала.

— Что за…? — не успеваю я закончить мысль, как оказываюсь внутри.

Хаос. Абсолютный хаос.

Только что чистая палата выглядит так, будто через нее пронесся ураган. Повсюду разбросаны бинты, некоторые из них пропитаны чем-то темным и зловонным. Склянки разбиты, их содержимое смешалось в странные узоры на деревянном полу. Воздух густой от запахов горьких трав, эфирных масел и чего-то металлического.

И он. Серафим. Мой брат.

Он стоит у окна, его спина напряжена, а за спиной… за спиной у него крылья. Все еще слабые, надломленные, но настоящие, огромные, переливающиеся в тусклом свете. Его грудная клетка тяжело вздымается, глаза мутные, невидящие. Он не понимает, где находится, кто перед ним и что происходит.

Амелия напротив него. Ее руки вытянуты вперед, пальцы дрожат, но в позе читается невероятная решимость. Она будто пытается удержать невидимую стену между ними.

— Серафим! — мой голос звучит громче, намного резче, чем я планировал.

Он медленно поворачивает голову. Его взгляд скользит по мне, но я не уверен, что он меня узнает.

Амелия вздрагивает, ее глаза такие знакомые, такие родные сейчас широко раскрыты.

— Джонатан… ты… как… — она не может собраться с мыслями.

Я оглядываюсь по сторонам. Где чертов кот? Альберт? Почему она одна? Почему никого нет, когда Амелии требуется помощь?

Мой брат делает неуверенный шаг вперед, в глазах пылает ярость.

Моя рука сама по себе тянется к мечу. Старому фамильному клинку, который не раз спасал мою жизнь.

Амелия вдруг оказывается между нами. Ее пальцы сжимают мою руку на рукояти меча с неожиданной силой.

— Он болен, — ее голос дрожит, но в нем есть сталь. — Он не хочет быть таким. Он борется.

Я чувствую, как ее пальцы… такие маленькие, такие теплые, сжимают мои.

— Он опасен, — отвечаю, глядя в ее карие глаза. — Для себя. Для тебя. Для всех.

— Я вижу, но это лишнее, — она смотрит на мою промокшую одежду, на дрожащие руки. — Джонатан, не смей…

Я выдыхаю, ослабляя хватку. Меч остается в ножнах.

Серафим делает еще один шаг. Его крылья расправляются, взгляд становится осмысленнее, но в нем читается что-то дикое. Как у загнанного зверя.

— Брат, — говорю я тихо, медленно, будто разговариваю с пугливым животным. — Ты помнишь, как мы прятались в саду от наставников? Как ты украл тот пирог с кухни, а мы делили его пополам, сидя на старом дубе? — его крылья слегка дрожат. В глазах мелькает что-то знакомое. — Помнишь, как ты клялся, что никогда не станешь таким как отец? Что будешь лучше?