Книга Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную, страница 37 – Арина Лунная

Она подаёт мне черепицу, стараясь не касаться моих пальцев. Когда наши руки почти соприкасаются, она дёргает свою назад, будто от огня. От меня.

— Амелия, нам нужно поговорить о вчерашнем, — начинаю я, и голос звучит хрипло, предательски, выдавая напряжение. — Ты должна понять…

— Я ничего не должна, — она перебивает меня, с силой вкладывая мне в руки еще несколько гвоздей. — Особенно тебе. Условия нашего «перемирия» не включали нравоучений.

— Это не нравоучения! Это вопрос безопасности! Твоей же безопасности! — я не сдерживаю напора, и она вздрагивает, отшатываясь.

И тут всё происходит разом. От ее резкого движения кусок ржавого железа срывается с конька и с грохотом летит вниз. А воздух… воздух снова начинает трепетать. От ее испуга или раздражения — не знаю. Но вокруг ее сжатых кулаков вспыхивают те самые голубоватые искры. Они мечутся слепо, хаотично. Одна — рикошетом от старого стекла — летит прямо в неё.

Я двигаюсь, не думая. Тело срабатывает быстрее разума. Рывок вперед — между ней и смертоносной искрой. Рука устремляется навстречу сгустку дикой магии. Острая, обжигающая боль, когда я ловлю ее и гашу в своём кулаке. Рука тут же немеет. Я стою перед ней, заслонив её собой, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

Тишина. Она смотрит то на мой сжатый кулак, то на моё лицо. В её глазах — шок.

— Видишь? — шиплю я, разжимая онемевшие пальцы. На ладони краснеет свежий ожог. — Это опасно. Ты должна научиться управлять магией, прежде чем кого-нибудь убьёшь. Или убьют тебя.

— Я помогу.

Мы оба вздрагиваем. Серафим стоит внизу, прислонившись к стене, со своей надменной улыбкой, что всегда выводит меня из себя.

— Свали! — вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать. Тупая, дикая ревность кольнула под рёбра.

— Джонатан, прекрати! — Амелия шагает к краю крыши, ее лицо вспыхивает. — Серафим, ты правда поможешь?

— Конечно, — он улыбается именно ей, и мне хочется стереть с его лица эту улыбку. — Я кое-что понимаю в неконтролируемых силах.

— Амелия, нет! — пытаюсь, чтобы голос звучал как сталь, но выходит только какое-то нелепое отчаяние. — Он не тот, кто…

— А ты тот? — она бросает на меня взгляд, полный такого ледяного презрения, что я отступаю. — Тот, кто научит? Как научил меня доверию? Или верности?

Она спускается вниз, к моему брату. Я остаюсь стоять на крыше, сжимая окровавленную ладонь, и смотрю, как он что-то говорит ей тихо, наклонясь. Как она кивает, все еще бледная от испуга, но уже с интересом в глазах.

Я слежу за ними весь день, пока он «обучает» ее контролю над магией. Смотрю, как он показывает ей жесты, объясняет что-то. Вижу, как он морщится от боли и прячет это. Его рана ещё даёт о себе знать. А я схожу с ума от ревности. Да, я признаю это. Я ревную её к нему. К его лёгкости, к его знанию.

— Ревность — такое уродливое чувство для столь прекрасного лорда, — раздаётся у моих ног. Кот растягивается на солнышке и принимается умываться.

Я не сдерживаюсь. Без мысли замахиваюсь рукой в его сторону. Он вздрагивает и с недовольным фырканьем кубарем летит вниз.

— Прямо напугал! Я призрак, бестолковщина! Меня не сбросишь, меня нужно изгонять.

Позже, когда стемнело, я застаю Серафима одного в палате. Он сидит на подоконнике.

— Доволен? — встаю в дверном проеме. — Устраиваешь представления? Играешь в доброго учителя? Ради чего? Вывернуть мне душу наизнанку?